Жаклин Келли - Эволюция Кэлпурнии Тейт

В один прекрасный день в изготовлении спиртных напитков наметился прорыв. Дедушка поднёс бутылочку к свету и внимательно вгляделся в жидкость на дне.

– Кэлпурния, – провозгласил он, – кажется, это почти приемлемо! Пойми меня правильно, я пока не утверждаю, что это можно пить, но это уже не тошнотворно. Насколько я могу судить, другие годятся только грязь с днища лодки оттирать.

Он небрежно махнул рукой в сторону множества закупоренных пузырьков.

– Пока ещё не совсем то, что надо, но…

– Дедушка, а почему вышло лучше?

– После четвёртой перегонки я профильтровал жидкость через смесь древесного угля, яичной скорлупы, кожуры пекана и молотого кофе. Подержим теперь немного в дубовом бочонке и поглядим, что получится.

Предыдущие образцы дедушка и не думал сохранять таким образом, так что это был большой шаг вперёд. Он перелил жидкость в маленький дубовый бочонок, размером не больше буханки хлеба.

– Прошу прощения, – произнес дед, поворачиваясь ко мне. – Забыл предложить тебе попробовать. Не откажешься выразить своё мнение?

Он предложил мне совсем немножко, на один глоток. Я осторожно понюхала. Пахло пекановыми орехами, это успокаивало, и совсем чуть-чуть керосином, а вот это настораживало. Думаю, дедушка забыл, что мне и двенадцати нет.

– Думаю, лучше зажать нос и выпить залпом, – посоветовал дед.

Я защемила нос и разом проглотила напиток.

Позвольте вам сказать, эту штуку не зря называют огненной водой. Жидкость прожгла мне дыру в пищеводе, у меня начался сильнейший приступ кашля, я вся словно пылала огнем. Думала, на ногах не устою, ничего не соображала из-за кашля. Помню только, как дедушка усадил меня на ручку своего кресла и несколько минут колотил по спине, пока я снова не смогла вздохнуть. Он в ужасе смотрел на меня, пока кашель не пошёл на убыль, сменившись мучительной икотой.

– Полегчало? – спросил дедушка. – Вижу, ты ещё не умеешь пить. Вот. Это пойдёт тебе на пользу.

И он достал из жилетного кармана мятный леденец.

Я кивнула, икнула, положила леденец в рот, но слёзы так и текли по лицу, и из носа тоже текло.

– Бедняжка! – дед достал из кармана огромный белоснежный носовой платок и приложил мне к носу. – Высморкайся.

Я высморкалась, и мне немножко полегчало. Дед налил мне воды из графина. Воду он всегда держал под рукой, чтобы смывать вкус очередного эксперимента.

– Ну, ну, – он погладил меня по спине. – Надо внести записи в журнал. И ты, как мой соавтор, тоже опиши этот памятный день.

Он подтянул поближе лампу и начал писать в большой разграфлённой тетради. Стальное перо царапало бумагу. Гроссбух был полон подробностей предыдущих провалившихся опытов. Кончив записывать, дед протянул перо мне.

– Запиши дату и время, свои наблюдения и внизу подпишись.

В школе на чистописании мы только-только перешли от карандаша к чернилам. Я опасалась поставить кляксу, но справилась не так уж плохо, особенно учитывая, как я пострадала.

«Образец № 437. 21 июля 1899 года. Очень хорошо.

Дедушка глянул в мои записи. Я снова икнула.

– Кэлпурния, – сказал он, глядя мне прямо в глаза, – настоящий учёный должен быть объективным.

Он снова подал мне перо. Я дописала:

«Может вызывать кашляние».

Признаю, не очень вдохновляющий комментарий. Эта дрянь чуть меня не прикончила, но не могла же я так написать. Дед повернул книгу и с улыбкой прочёл последнюю запись.

– Конечно, это моя вина. Думаю, лучше будет, если мы договоримся не упоминать о нашем эксперименте Маргарет и Альфреду. Они, к сожалению, не понимают ни принципов научных исследований, ни того, что иногда наука требует жертв.

Я вытаращила глаза. Сказать родителям? Он что, с ума сошел? Да я лучше выпью целый галлон этой дряни.

На заднем крыльце Виола зазвонила в колокольчик. Пора умываться к ужину. У меня всё ещё кружилась голова, и икота не проходила. Мы посмотрели друг на друга.

– Возьми ещё леденец, – предложил дедушка.

Мы пошли в дом, я умылась и сменила фартук, стараясь не попадаться никому на глаза. Один за другим мы прошли в столовую, папа подвинул маме стул. Мы расселись. Сан-Хуана осталась стоять в дверях, чтобы подать ужин. Папа начал молитву, все склонили головы.

– Отец небесный, благодарим Тебя…

Я икнула.

Негромко, никто бы и не заметил, если бы не подлые братья. Тревис и Ламар заволновались, начали подталкивать друг друга локтями, а Джим Боуи, умильно сложивший ладошки, так и косился на меня. Мама метнула грозный взгляд, и они утихомирились.

– За щедрый урожай и за пищу…

Ик.

Братья захихикали.

– Кэлпурния! Мальчики! Немедленно прекратите!

– Прости, мама, – прошептала я, уже чувствуя приближение нового приступа икоты. Что я могу поделать? Я задержала дыхание и вся напряглась.

– Посланную нам по милости Господа нашего…

Напрасно. На этот раз – громче.

Ик.

Братья чуть со стульев не попадали. Дедушка внимательно изучал потолок.

– Иисуса Христа! – закончил в замешательстве папа.

Мама швырнула салфетку на стол.

– Это ещё что? Где ты воспитывалась? В хлеву? Марш в свою комнату. Остальным немедленно взять себя в руки или тоже марш из-за стола. В жизни не видела такого чудовищного поведения во время молитвы. В моей семье!

Я хотела объяснить, что не могу остановиться. Я же не нарочно! Но это значило выдать дедушку, выдать наш секрет. Нет, лучше умереть на дыбе. Я встала из-за стола. Дедушка теперь изучал люстру и поглаживал указательным пальцем усы.

– Чем от тебя пахнет? – спросила мама, когда я проходила мимо.

– Мятой, – буркнула я, не останавливаясь.

Я чувствовала себя как-то странно. Очень хотелось спать, даже по лестнице поднялась с трудом. Папа в столовой начал молитву сначала. Я закрылась в комнате, вскарабкалась на свою высокую медную кровать.

Наверно, я сразу уснула. Разбудил меня собственный громкий храп. Солнце село, я слышала, как младшие братья укладываются спать. Было, наверно, часов восемь. Пожар в желудке утих. Я спустила ноги с кровати и вдруг поняла, что ужасно хочу есть. Обычно я ложусь в девять, значит оставался ещё целый час. Как бы пробраться в кладовую, чтобы мама не застукала? Это будет нелегко. Если увидит кто-нибудь из братьев, это ещё ничего, они не выдадут. Сами знают, я им пригожусь. Сейчас они не наябедничают на меня – в следующий раз я промолчу про их проделки.

Тихий стук в дверь прервал мои размышления. Мама пришла меня ругать? Или Гарри решил меня спасти? Ни то ни другое. Это оказался десятилетний Тревис с котёнком из нового помёта. Всем котятам мой братец давал имена гангстеров, преступников и других отбросов общества.

– Гляди! – он сунул мне в руки меховой комок. – Это Джесси Джеймс. Он составит тебе компанию.