Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

И не мог решиться. Потому что знал, чем всё может кончиться.

И уже накануне выступления войск дальше - по течению Днестра ниже, к городу Ушице, осаждённому силами Берладника, Осмомысл не выдержал, кликнул паренька на Посылках, распорядился привести к нему из монастыря Покрова Богородицы их послушницу Анастасию… А когда уже отослал, чуть не передумал, не вернул с полдороги, и опять передумал - не вернул… Ждал, молился:

- Господи, прости! Обещаю Тебе: я ея не трону. Я люблю жену. Пусть у Ольги непокорный нрав и лицом не больно красна, телом не заманчива, но куда ж деваться? Я поклялся у алтаря ей не изменять. И детей люблю, а особенно - Фросю. Лапушку мою. Заиньку, цветочек. И Володьку тож, хоть он и шалун. Мне семьи иной вовсе и не надобно. Я любуюсь Настенькой просто со стороны - как красивой птичкой, как хорошей песней… Разве это грех? - И ведь понимал, что кривит душой, что его чувства глубже, шире, непонятней, и не мог их унять, и крестился, и причитал.

Даже вспомнил о давешних словах Владимирки, сказанных ему как-то на охоте: «Ты пока плохо представляешь, какова она - истинная любовь». Неужели он теперь представляет? Эти муки - и есть любовь?

Доложили о приходе Настасьи. Он уселся в деревянное кресло, волосы поправил на лбу, пододвинул ниже обруч-диадему. Проглотил комок, вставший в горле. И велел негромко:

- Пусть она войдёт.

В тёмных очертаниях возникшей фигуры Ярослав узнал свою ненаглядную. Вынул изумруд из мешочка, приложил к глазам. Пальцы у него чуть заметно тряслись.

Сердце затрепетало пеночкой в силке: «Господи Иисусе, как она прелестна! Сё Твоё творение, Вседержитель! Я, Твой раб, недостоин обладать сим».

Настя поклонилась, начала что-то говорить о записке-бересте, принесённой Арепой, извинялась за беспокойство. Он её прервал:

- О делах потом. Сядь, не трепещи. Хочешь ли вина? Девушка смешалась:

- Мы его не пьём, только причащаемся…

- Ты уже большая. И тебе позволено всё, коли это в меру. Я, пожалуй, выпил бы с тобою немного. Или не согласна?

- Воля твоя священна, княже.

- Ах, не говори столь витиевато. Ты да я - давние друзья. Вот и потолкуем по-дружески.

Вызванный слуга не спеша наполнил их кубки. Ароматное крепкое вино чуть кружило голову, помогало подавлять непонятную внутреннюю дрожь. Внучка Чарга сделала глоток боязливо, но потом расслабилась, даже улыбнулась.

- Ну, поведай о своей Янке, - разрешил правитель.

- Просит дозволения вместе с ополчением двинуться на юг.

- Те-те-те! Это для чего же?

- Воевать с отцом. Хочет отмстить за кончину матушки своей.

Ярослав скривился:

- Снова те же глупости! Нет, сие немыслимо. Женщины не ходят на брань.

- Но ея дома не удержишь. Собиралась сбежать, чтоб добраться до тятеньки и его зарезать.

Князь перекрестился, встал из-за стола и прошёлся, заложив руки за спину, взад-вперёд по горнице. Посмотрел задумчиво:

- Значит, говоришь, что полна решимости отомстить?

- Ни о чём другом больше не мечтает.

- Хм, занятно… Может пригодиться… - Из кувшинчика он подлил вина в кубки. - Так и быть, я ея беру. Выпьем за удачу похода и чтоб Янка возвратилась назад без единой царапины!

- Грех за сё не выпить. - Сделала ещё несколько глотков.

- Нет, до дна, до дна! - настоял владыка.

- Не могу больше, княже. У меня и так уже мысли вперемешку. ..

- Коль подруге ты желаешь добра, то нельзя оставлять ни малейшей капли. Есть такое поверье.

Девушка с трудом подчинилась. Неуверенной рукой отняла кубок от лица, понесла к столу и, поставив на край, уронила на пол. Захотела поднять и едва сама не упала. Осмомысл её подхватил, обнял, заглянул в беспомощные глаза. Пылко произнёс:

- Любишь ли меня?

- Больше, чем люблю. Ты моё светило…

- Станешь ли моею?

- Я почту за высшее благо.

- А не станешь ли раскаиваться потом?

- За мгновение любви твоей предпочту гореть в огненной геенне!..

Он шагнул к дверям и замкнул щеколду. А затем, вернувшись, опрокинул девушку на стол и с такой страстью овладел, что она, вскрикнув, удивилась: неужели это наяву с нею происходит? - и волна сладострастных спазм пробежала вдоль её позвоночника, замутила голову. Настя, изгибаясь, ощущая испарину, что-то зашептала невразумительно, закатила глаза и на пике судорог потеряла сознание. Но потом довольно быстро очнулась.

Князь стоял над нею, хлопал по щекам и смотрел встревоженно. Облегчённо проговорил:

- Слава тебе, господи, задышала! - И, прикрыв её наготу, быстро навёл порядок в собственной одежде.

Внучка Чарга села и схватилась пальцами за виски, так как всё ещё не могла избавиться от недавнего опьянения. Ярослав помог ей спрыгнуть со столешницы, притянул к себе, звонко поцеловал в губы. Улыбнувшись, заметил:

- Душенька, голубушка, ненагляда! Ты моя навек!

- Я твоя навек, - повторила Настя, вроде находясь в сладком полусне.

- Я построю для тебя дворец где-нибудь в Тысменице, окружу сотней слуг, искупаю в роскоши, наезжать стану каждый месяц или даже чаще.

- Или даже чаще, - согласилась она.

- И ничто нас не разлучит, ни земля, ни небо…

- Ни земля, ни небо…

- Потому что мы созданы друг для друга.

- Да, - ответила половчанка радостно. - Мы друг другу сужены Провидением. И Господь не накажет нас за эту любовь.

- Бог и есть любовь. Как же можно наказывать за себя самого?..

Целый год безраздельно правил Иван Берладник на бескрайних землях от Белгородской крепости до Ушицы, что находится чуть южнее современного украинского города Каменец-Подольского. С ним в союзе был и хан Чугай. Вместе они ограбили не один купеческий «кубарь», разорили не одну днестровскую и прутскую деревеньку, а рабов и рабынь запродали византийским грекам около пятнадцати тысяч. Все отребье стекалось к ним в отряды. Здесь была вольница, никакой работы, кроме разбоя, делай что хочешь и живи с кем попало!

Вскоре тут появился и боярин Феодор Вонифатьич. Он давно скрывался от суда Осмомысла, уличённый в измене, и давно хотел поменять в Галиче правителя. У Берладника он пришёлся ко двору, сделавшись вдохновителем Ивана и его печатником. Говорил, что Ушицу брать надо обязательно - ведь она ворота галицкого юга, отомкнув которые можно беспрепятственно двигаться на север, вплоть до Василёва. Но Губан резко возражал: воевать Ушицу - значит нарываться на большую войну с ополчением и дружиной князя, а такое столкновение неизвестно чем кончится. Лучше уж синица (в виде понизовской вольницы) в руках, чем журавль (Галицкое княжество) в небе.

И пока Ростиславов сын думал и гадал, что же предпринять, под Ушицу прибыл его сиятельный двоюродный брат во главе своей рати. Разделяла их одноимённая речка Ушица, впадающая в Днестр. Но ни та, ни другая сторона не пыталась её преодолеть.