Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

- Да о чём разговор! Заводи, бесспорно. Я пришлю много новых книг. - Он пожал ему локоть, с чувством произнёс: - Эх, Олексушка, милый, как мне не хватает башковитых помощников! Всё наперечёт - то туда, то сюда бросаю, а кругом одни беды да напасти! Только-только от внешних врагов отбились - глядь, внутри завелась зараза… Стыд!

- Потому как народишко тёмный и чего хочет, не разумеет. Надо просвещать! Сызмальства выкармливать деловых людишек.

- До всего руки не доходят. Но твои слова верные. При монастырях будем открывать школы, выпишем учителей из Царя-града. И собрания книг устроим, как у греков, - библиотеки. Только б денег на всё хватило!

- На такое благородное начинание урезать казну нежелательно.

Не успел Прокудьич ускакать из Галича, как примчался гонец от Настеньки. Та просила князя поскорее приехать: при смерти лежит, хочет попрощаться. «Господи, никак, отравили? - ахнул Ярослав. - Если она умрёт, я и сам руки на себя наложу». Несмотря на вечер и дождь, не раздумывая, отправился в путь - вместе с Тимофеем и рубаками Гаврилки Василича. Ближе к полночи были уже в Тысменице; мокрые, продрогшие, грязные, ворвались во двор Настенькиного дома.

- Как она? Проводи скорей! - бросился правитель к вышедшему дворскому. - Что, плоха?

- Бегали за батюшкой. Он ея соборует.

- Боже, соборует! Лекарь был? Говорил о чём?

- Лекаря у нас сроду не водилось, есть одна знахарка смышлёная, да Арепка никого подпущать к Настасье Микитичне не хочет. Акромя попа.

- Вот ещё паскуда! Я сейчас ей всыплю!

Пробежав по дощатой галерее, Ярослав распахнул двери спальни и увидел на одре свою ненаглядную: та лежала ничком, руки на груди, а дородный священник мазал ей елеем губы и виски.

- Настенька, любимая! Слышишь ли меня? - Князь рванулся к её постели, наклонил лицо к изголовью. - Это я, родная!

Приоткрыв глаза, та смотрела на него с отчуждением.

Но потом узнала.

- Батюшка, мой свет… - прошептала радостно. - Ты приехал! Вот как хорошо!.. Не серчай, что побеспокоили…

- Ай, о чём ты! Только поправляйся скорее.

- С Божьей помощью… Мне теперь, после елеосвящения, стало много легче.

- Слава тебе, господи! Я пойду надену сухое и вернусь к тебе.

- Приходи быстрей.

Обнаружив Арепу в смежной горнице, он едва ли не с кулаками набросился на приспешницу: отчего не пускает знахарку, отчего не лечит сама? Та сидела поникшая, вроде в полусне; отвечала невнятно, сбивчиво; но наследник Владимирки понял главное - силы свои потратила на спасение заболевшей и сейчас жизнь его зазнобы вне опасности.

- Что с ней было-то, говори скорее!

- Было, что и есть…

- Я не разумею.

- Твоего ребёночка носит под сердцем… первый месяц покуда… чувств лишается то и дело… ничего есть не может - всё наружу лезет… видно, сглазил кто… порчу я сняла, Настю заговорила… лучше всякой знахарки…

Осмомысл, счастливый от полученного известия, крепко обнял старую:

- Ты прости, Арепка, что журил тебя понапрасну. Я ж не знал, отчего Настасья недужна!

- Ничего, касатик, не извиняйся. Ты гляди сам не захворай: мокрый весь до нитки. В баньке пропотей да горячего вина выпей. А меня отпусти соснуть. Не в себе я что-то…

- Ну, иди, иди. Бог тебя спаси!

После бани он опять поднялся к подруге. Молодая женщина не спала и смотрела на него с умилением. Ярослав поцеловал её в щёку и почувствовал на губах вкус оливкового масла, сохранившегося после соборования. Произнёс негромко:

- Душенька, голубушка… Мне Арепка открыла тайну…

- Так ты, стал быть, знаешь? - засмущалась она.

- Знаю и спешу успокоить: я невиданно, несказанно счастлив.

- Правда, что ль?

- Правда, правда. Это дорогое и очень желанное для меня дитя…

- …но побочное.

- Но побочное… Отчество моё он носить не сможет. Ну, да что с того? Ведь необязательно быть наследным княжичем. Я его и так обеспечу как законного отпрыска.

- Или, овдовев, женишься на мне… Осмомысл усмехнулся:

- О, такие мысли грешны! Смерти никому не желаю, даже Ольге Юрьевне. И вообще, - иронично добавил он, - я подозреваю, что она переживёт нас обоих!

- Не накличь беды! Через левое плечо трижды сплюнь.

- Ох уж эти твои приметы! - Но повиновался и сплюнул.

Янка не ожидала, что отец обрадуется её появлению, и была немало обескуражена. Много раз она представляла, как свершается придуманное ею отмщение: нож под самую рукоятку в животе у Берладника, в крайнем случае - яд в бокале вина; и заранее приготовленные слова: «Ты упрёшь как червь, ибо никогда благородным не был!» Но фантазии рассыпались в прах от приветливых и весёлых слов Ивана, от гостеприимства и того неподдельного удовольствия, что блистало в его глазах при общении с дочерью. Он предстал в совершенно новом свете: не холодным убийцей, не зловещим татем, а неглупым молодцеватым дядечкой с белоснежной улыбкой и красивыми сильными руками. Идеально сидел в седле и за словом в карман не лез. После некоторых раздумий девушка решила с казнью повременить; съездит пока в Берлад и подышит воздухом половецких степей, поживёт, посмотрит, а потом видно будет.

Ростиславов сын объявил своим бродникам, что намерен искать счастья на Дунае. Кто захочет с ним - с радостью возьмёт; для кого Днестр краше и родней - зла держать не станет и отпустит с миром. И, в конце концов, с ним отправились полторы тысячи разбойников, остальные растеклись по южным рубежам Галицкой земли.

По совету Губана, поостереглись заходить во владения хана Чугая - тот держал обиду за невзятый город Ушицу. И поэтому двинулись не на юг, а на запад, к речке Сирету. А поскачешь берегом по её течению вниз - обязательно окажешься рядом с Берладом: ведь река Берлад и впадает в Сирет. Очень даже просто.

Одного не учёл Губан (заодно с Берладником): отношения болгар к беглым русским смердам. Ведь недаром же слово «сброд» одного корня с «бродником»! Не успели люди Ивана отвести душу в первом же попавшемся болгарском селе, поозоровать и поизмываться, как мужчины соседних сел их подкараулили и отделали почём зря. Загоняли в реку и нещадно топили. Ноги унесли человек четыреста. А по мере продвижения к цели шайка продолжала редеть: кто-то погибал в новых стычках с болгарами, кто-то уходил грабить в паре, в тройке, а кого-то убивал сам Берладник за непослушание. И к заветному городу подошли самые упорные и надёжные, около сотни, вместе с ними - Янка.

Несмотря на трудности, девушке понравилась эта жизнь - полная опасностей, рукопашных, скачек, вздыбленных коней и забрызганных кровью сабель; жар костра, обжигающе горячее мясо только что застреленного и зажаренного оленя; удалые песни, подожжённые соломенные крыши болгарских хат… Об убийстве родителя дочка больше не помышляла - он ей очень нравился, и она его почти что любила. Ростиславов же сын просто с ней носился, опекал во всём и держал в обозе во время схваток; но такую сорвиголову-то не больно удержишь - много раз она надувала телохранителей и, вскочив в седло, вламывалась в гущу сражения; получала от отца нагоняй, но гордилась своей отвагой, тем, что не отставала от мужчин-соратников.