Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

- Нет, неправда, - сокрушённо сказала Настя. - Маленький, беззащитный… без отца и матери… кем он вырастет?

- Ярослав его не покинет. Помнишь ли гадание старой няньки? Твой Настасьич сделается князем.

- На короткое время…

- И короткого времени иногда бывает достаточно, чтобы люди тебя навсегда запомнили. Мне она тоже предрекла недолгое царствие. Лучше быть кометой на небе, чем свечой в склепе.

- Ах, Андроник! - с горечью воскликнула внучка Чарга. - У меня сердце разрывается на две половинки. Понимаю, что поступаю дурно, но иначе поступить не могу.

- И не надо. Мы нашли друг друга, и у нас родятся новые дети. Не простые, а принцы крови, будущие повелители необъятной империи. Это ли не счастье?

Настенька уткнула лицо в складки его кафтана и глаза зажмурила, словно бы боялась белого света; тихо произнесла:

- Счастье, счастье… Будет ли оно?

В тот же день Осмомысл, как ему доложили об отъезде матери Олега, поскакал в Тысменицу. Ехал и скорбел, каждый миг вспоминая: тут они с Настенькой катались верхом, тут купались в речке, тут сидели на траве, ели вишни и стреляли косточками - кто дальше… Первая и последняя его любовь в жизни. Больше такой не будет. Впереди - только пустота, вялое примирение с Ольгой, возвращение её в Галич, внешнее благообразие, появление на людях вдвоём; но в душе останется вечный холод, незаполненность никем и ничем, одиночество и неверие; невозможность никому открыться начистоту… Старшие дети к нему безразличны; только Ярославна была привязана, но она теперь в Венгрии; а Олег ещё слишком мал… Но оставить всех и уйти в монастырь тоже не получится - совесть не позволит, стыд пред галичанами, перед Русью; коли взял на себя ответственность - не пасуй, тяни; как Господь Бог Иисус Христос крест на себе понёс на Голгофу, падал, но тащил; каждому положено крест на себе нести, на котором тебя же распнут…

Город был по-прежнему тих. На дворе дворца князя приветствовала дворня, Ростислав-Чаргобай низко поклонился и возвестил:

- Все, кто собирался уехать, отбыли. Дом пустой.

- Где Олежка?

- У себя в светёлке.

- Я пройду к нему.

Мальчик бросился на шею к отцу и обвил ручонками ворот его рубахи. Радостно сказал:

- Тятенька, родимый! Ты меня не бросишь? Галицкий правитель нежно поцеловал сына в щёку и провёл ладонью по каштановым шёлковым волосам:

- Нет, как можно! Мы с тобой навек вместе.

- Да, а маменька нас покинула. С этим противным греком. Я ея ненавижу!

- Милый, так нельзя говорить. Что бы она ни сделала, будет неизменно твоею маменькой. А родителей почитать нам наказано свыше. И ругать, проклинать их - тягчайший грех.

Паренёк надул губы:

- Как ея любить, если нас она любить не желает?

- Нет, она по-прежнему любит. Уж тебя-то во всяком случае. А с другой стороны, у любви нет правил; можно любить и безответно.

- Ты ея любишь безответно? - Мальчик с интересом заглянул в глаза Ярославу.

Тот слегка смутился, голову склонил. Но ответил твёрдо:

- Не люблю. - Поразмыслив, поправился: - Мне теперь до нея дела нет.

- Ну, а коли она вернётся - что, простишь? Улыбнувшись, родитель снова поцеловал его в щёку:

- Пусть сперва вернётся. Там посмотрим!

Усадил Олега на лавку, рядом с ним устроился, начал разговаривать как со взрослым: мальчик будет жить во дворце в Тысменице, при наставнике Тимофее, слушаться которого должно беспрекословно, тот отчитываться начнёт перед князем каждую неделю, а как выдастся у отца свободный денёк, он и посетит любимого отпрыска, чтобы вместе провести время.

- Приезжай-ка почаще! - попросил малыш. - С Тимофеем-то я в ладах, только он не родитель мой, мне бывает с ним скучно. Ни тебе попрыгать, ни тебе порезвиться…

- Я тебе привезу борзого щенка. Вот ужо с ним набегаешься как следует!

Сын вздохнул:

- Борзый пёс - это хорошо. Я его любить стану. Только всё одно не заменит ни маменьки, ни тятеньки…

Самодержец Византии Мануил I одержал победу на всех Фронтах. Несмотря на поддержку половцев и дружины Избыгнева Ивачича, Венгрия потеряла город Землин и свои владения в Сербии. Иштван разорвал помолвку с галицкой княжной и женился на дочери Генриха Язомирготта (Эррика Остерайхского), родича императора. А мятежный Андроник возвращался на родину. Дипломатия Осмомысла потерпела крупное поражение.

Впрочем, единственным русским человеком, кто обрадовался этому повороту событий, оказалась, как можно догадаться, Евфросинья-Ярославна. Девочка светилась от счастья, щебетала и пела, целовала своих мамушек и нянюшек, повторяя торжественно: «Едем, едем обратно в Галич! Господи Иисусе! Как же я довольна!»

С самого начала путешествие в Венгрию ей не нравилось. Ехала и плакала, даже буйство зелени на Карпатских горах, запах земляники и чудесные трели птиц не могли отвлечь безутешную Фросю от печальных дум. А дворец короля выглядел суровым и мрачным - с тёмными зубчатыми стенами, узкими бойницами и глубоким рвом. Тёзка - Евфросинья Мстиславна, вдовствующая королева, - хоть и приняла её с живостью, любопытством, радушием, не внушала особой симпатии своей внешностью, характерной для рода Мстиславичей, чем-то напоминавших жаб. Иштван выглядел получше, переняв от покойного отца, Гейзы II, тонкий профиль и красивый, чуть раздвоенный подбородок; но зато вёл себя надменно, а на будущую невесту свысока поглядывал (судя по всему, вариант женитьбы на галичанке, посетивший его мамашу, сына не вдохновлял). Он сказал на ломаном русском (видимо, уроки Петра Бориславича не пошли ему впрок):

- Отчего ты такой худьючий? Кушал мало каши? - и залился язвительным смехом, радуясь своему остроумию.

Фрося ему ответила кротко:

- Я ещё потолстею со временем. Маменька у меня полныя.

Тот немедленно сморщился:

- Фи-и, не надо! Полная, как свинья, есть намного хужей!

Девочка потупилась:

- Ваше величество, вам не угодишь.

- Угодишь - можно угодишь! Надо стать не полный и не худый, а красивый и стройный, как я!

В общем, невеста и жених друг от друга не были в восторге.

Ярославну поселили на женской половине дворца и приставили к ней нескольких наставников - двух мужчин и трёх дам. Первые обучали её языкам и Закону Божьему, а вторые - светскому этикету, музыке и пению. Педагоги отмечали усидчивость дочери Осмомысла, аккуратность и живой, ясный ум. Правда, католические каноны оставляли её достаточно равнодушной (золотая пышность православной церкви выглядела наряднее), а латынь нагоняла скуку; но зато правила хорошего тона в обществе, верное построение речи, хоровой вокал под орган занимали княжну немало. И ещё она любила коротать время в садике дворца, поливать цветы и кормить королевских голубей.

Неожиданный приезд Олексы Прокудьича всё переменил: галицкий боярин, прибывший со свитой, долго беседовал с королевой-матерью и ушёл от неё рассерженный, оскорблённый, выяснив, что действительно Иштван отдаёт предпочтение новой невесте. Заглянув в покои княжны, заявил угрюмо: