Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

- Гляди, тату, звездочка выкатилась… Ужо завтра метельно не будет, - солидно вышагивая в коротком тулупчике, держа вожжи в руках, говорил малец отцу, дремавшему в санях: уходился смерд Прохор Стырь, по прозвищу Кучма - действительно, космач; из вислоухой шапки, похожей на поповский малахай, выбивались волосы, - но Кучма не только возница плиточного камня, а и помогает грузить его. Вот и уморился…

А сынок Игнашка - вроде помощника. Когда отец дремлет, малец погоняет лошадей.

Сани едут по укатанной дороге, по льду Москвы-реки. Как только русло делает крутой изгиб, спереди кричат:

- Эй, не спи-и-и! Повара-а-а-чива-а-а-ай!.. Пово-ра-а-чи-ва-а-ай!..

Весело Игнашке, по разговорам старших знает, что у всех одно на уме: вот встанет город камен и не страшен будет ему ни один враг…

Только миновали село Мячково, чуть поодаль от него каменоломни, оттого-то и названы они Мячковскими, далее - устье Протвы, затем село Остров, за Островом - Коломенское. Возили камень и днем, и ночью.

Ночью задувал ветер со снегом, крепчал мороз, гривы и хвосты лошадей куржавели изморозью, и слышно было на много верст окрест, как скрипит под полозьями лед. А когда выплывала луна над темными печными трубами крестьянских домов, громоздившихся по широкому береговому склону, то сильнее брехали собаки, и лошади поворачивали голову в сторону этого бреха и фыркали широкими ноздрями, выдувая густой пар.

При подъезде к Москве вожжи у Игнашки взял отец и направил сани с поклажей к тому месту, где в западном углу крепостной стены возводилась башня-стрельня, напротив боярского двора Свибла, оттого и прозвана - Свибловой. Руководить работами здесь выпало старшему сыну боярина Андрея Свибла - Федору.

Следом за Кучмой свернули еще с десяток груженых саней, остальные остановились в другом углу, тоже упиравшемся в Москву-реку. Здесь верховодил молодой боярин Федор Беклемиш - неподалеку от угловой стрельни стоял боярский двор Беклемишевых. С этим семейством соседствовал окольничий Тимофей Вельяминов, родной брат тысяцкого и также родной дядя Дмитрию по материнской линии. Башня, что строилась под его началом, звалась Тимофеевской. Была еще башня-стрельня Собакина (по имени Федора Собаки).

Разгрузившись, возницы собирались на льду Москвы-реки.

- Ну как дела у Беклемиша?

- Да ничо, идут.

- А как у Собаки?

- Тоже продвигаются. С именем Христа.

- Про Свибла и спрашивать нечего. Этот живодер спуску никому не даст…

Но слово «живодер» произносится не осуждающе, а с уважением. Мол, умеет боярин поставить дело.

Федор Свибл, Федор Беклемиш, Федор Собака - тезки, сверстники Дмитрия, вместе когда-то в бабки играли, а сейчас каждому из них доверено важное предприятие.

Но никому более, а только своему брату Владимиру великий князь поручил работы по выкладке потайного хода, который шел под землей и должен был оканчиваться у набережной Москвы-реки. Ход возводился на случай долгой осады и возможного вывода членов семейства великокняжеского двора.

Мастера, работавшие на крепостной стене, назывались «огородниками», а выкладывали потайные ходы уже в звании каменотесов, ибо там, внутри, им приходилось подгонять каменные глыбы, спиливая и подтесывая.

Вообще-то стену вокруг Кромника начали строить не с одной угловой башни или потайного хода, а одновременно по всем трем линиям, разделенным на боярские участки.

Строили наперегонки, стремясь перещеголять друг друга по красоте отделки и внешнему виду каждой башни, а стены делали такими ровными, чтобы приятно было погладить ладонью.

Каменотеса Ефима Дубка князь Владимир отмечал особо - могучие плечи, мускулистая грудь и длинные руки, похожие на клешни рака. Хотя ноги казались короткими и кривоватыми. Издали он казался неуклюжим, неправильного сложения, но вблизи сразу обращал на себя внимание голубыми бесхитростными глазами, рыжими волосами и курчавой русой бородой. Трудиться Ефим мог без устали днем и ночью, работал за двоих и к тому же был очень силен. Однажды у рабочего, везшего тачку с грузом на выброс, застряло колесо в земляном обвале: объехать нельзя, надо срывать обвал. Ефим, поплевав на ладони и отстранив рабочего, взялся за ручки и буквально протаранил тачкой преграждавшую кучу земли, снова образовав проезд.

- Ай да дубок! Силища.

С тех пор будто забыли, что каменотеса звали Ефим - Дубок да Дубок. Иногда и Владимир забывался и тоже называл его так: князь поставил его старшим над каменотесами.

Трудились зиму, и лето, и осень… Каменная стена с девятью башнями шириной от четырех до шести локтей и длиной почти в две тысячи верст опоясала Кромник, вобрав в себя по берегу реки Неглинной соборы Спас на Бору и Успенский, Чудов монастырь, возникший на земле, где стоял ордынский баскакс-кий двор, подаренной митрополиту Алексию ханшей Тайдулой за свое прозрение, церковь Иоанна Лест-вичника, а по берегу Москвы-реки Архангельский собор. Почти равнобедренным белокаменным неприступным треугольником встала стена, явив собою символ первой настоящей победы Дмитрия, верящего: как скрепила эта стена разлетающиеся отсюда веером дороги, так скрепит он своей твердой властью мощь всея Руси…

Но тайну стены следовало охранять. Поэтому после завершения строительства старший над всеми работами боярин Андрей Свибл вызвал к себе князя Владимира и произнес:

- Знаю, Владимир, нелегко тебе будет по молодости своей сделать то, что я сейчас тебе скажу… Но надо! Во имя сохранения тайны, во имя безопасности великокняжеской власти. Крепись и мужайся! Тебе, Владимир, с рындами следует вывести в лес всех, кто клал потайной ход, и убить.

- И Дубка?! - невольно вырвалось у князя.

- И его тоже…

- А что мы скажем Стефану Пермскому? Это ведь он, как ты знаешь, из своих сибирских мест прислал к нам этого умельца-каменотеса?.. Стефан - лучший друг игумена Сергия Радонежского. Может быть, посоветуемся с великим князем?

- Только не это! Дмитрий Иванович не должен ведать, как поступим мы с теми, кто знает о месте потайного хода…

- Боярин, в грамоте проповедник Стефан Пермский пишет, что Ефим Дубок знает и еще одну тайну - тайну Золотой Бабы, о которой рассказал ему язычник Пам… В этой Бабе золота несколько пудов, и она бы нам пригодилась на государственные нужды…

- Ее еще нужно найти, княже, в диких лесах пермской земли… А язычник Пам велел Ефиму эту тайну хранить… - возразил боярин, - Я пытался выведать её у Дубка, но он молчит… И вряд ли скажет… Так что он тоже должен умереть, как все.

- Боярин! - взмолился князь. - Дай срок, может, мне он расскажет о Золотой Бабе. Придет время для этого… Давай посадим его пока на цепь в подземной келье монастыря Параскевы Пятницы… Я хорошо знаю тамошнего игумена.