Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

- Вижу, что решено это вами в согласии, - владыка глянул на влиятельнейшего на вече боярина Фому Михайловича Красного, на среднем пальце которого поблескивал массивный золотой перстень с рубином. Этот взгляд перехватил Игнатий.

- Что ж, - продолжил архиепископ. - Благословляю на святое дело! Идите теперь, велите народу собираться. Спросите его: хочет ли бороться против поганых? И я там говорить буду.

- Спаси Господь, отче!

Бояре и купцы удалились, а Игнатий с Андрейкой подошли под руку новгородского владыки и получили благословение. Игнатий передал Евфимию пожелание здоровья, и многих лет жизни от Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича, которых архиепископ знал лично.

Владыка в свою очередь спросил о здоровье великого князя и его брата, сказав о последнем: «Зело красен муж!» - и с благодарностью от Софии и всех христолюбивых людей новгородских принял дары.

Тогда Игнатий и передал просьбу свою и Захарии Тютчева об устройстве в ученики к иконописцу Феофану Греку мальца Андрейки. Рассказал архиепископу о невеселой жизни сироты в плену, а чтобы показать успехи его в рисовании, упомянул о том, что рисовал малец самого хана Мамая, и тому нравилось. Но тут понял Игнатий - маху дал, ибо владыка стукнул посохом об пол и воскликнул:

- Грешен малец, грешен!..

- Владыко, святой отче, помилуй! Несмышленыш… - взмолился Стырь. - Сейчас он чуть подрос, а тогда молод да глуп был.

То ли пожалел владыка сироту, то ли дарами доволен был, но произнес:

- Ладно… После веча служка отведет мальца в церковь Флора и Лавра [94] [94] Во время Великой Отечественной войны гитлеровцы разобрали эту церковь до основания, использовав камень, из которого она была выстроена в 1379 году, в качестве щебенки для мощения дорог. . Там Феофан купольный барабан кончает расписывать.

- Благодарю тебя, отче.

- Передай и мою благодарность великому князю Дмитрию и Владимиру Андреевичу.

Облобызав протянутую им руку архиепископа, Игнатий и Андрейка поспешили на Ярославов двор, где гудел вечевой набат и куда уже стекался народ.

За свою короткую жизнь Андрейка многое повидал, но тут ему открылось чудо, дотоле невиданное: новгородское вече. И взрослый Стырь был поражен этим зрелищем. И всяк, сподобившийся видеть сие. Не скрывал своего восхищения и летописец, оставивший такие строки:

«Подходит к помосту люд, у многих в ухе серьга. Тут и скурры (скоморохи). Неугодны они христианской церкви, а народ за них. Иной, привязав вервь ко Кресту купольному, а другой конец отнесет далече к земным людям и с церкви той сбегает вниз, единою рукою за конец верви той держась, а в другой руке держаще меч наг…

А иный летает с храма или с высоких палат, полотняные крилы имея, а ин, обвився мокрым полотном, борется с лютым зверем леопардом; а ин нагим идет во огнь…»

Над всем царил вечевой помост. Сбирающимся на него боярам была хорошо видна кремлевская стена под шатровой крышей и многоголовое колыханье смердов в матерчатых закругленных шапках. Сверху архимандрит Юрьевского монастыря - он непременный член боярского совета - взирал на скуфейки своих монахов. А вот и мастеровые подошли с разных концов Новгорода, с заранее припасенными осиновыми дрынами под кафтанами. Каждый человек на вече блюдет нравы и образует голос той улицы, где живет, и хозяина, к кому принадлежит. Много и свободных граждан: те стоят особой кучкой.

А набат гудит, гудит!

Но вот звонарь на колокольне Святой Софии оборвал звон.

Владыка начал речь:

- Мужи великого Новогорода, от мала до велика! Услышите, сыны человеческие, мои слова о том, какое гонение пришло на веру Христову! Поганый Мамай идет на Русскую землю и великого князя московского, Дмитрия Ивановича, хочет веру Христову осквернить, и святые церкви разорить, и род христианский искоренить. Князь же великий Дмитрий Иванович помощью Бога вооружился против поганого Мамая, думает ревностно за Христову веру пострадать. Прошу вас, сынов своих, с ним подвигнитесь ради веры Христовой и получите вечную жизнь…

- За ради веры Христовой можно! - первым крикнул невзрачный смерд в кафтанишке выше колен.

- Замолчи, крючок согбенный! Хлеб убирать на-доть. Детишки опять же, - оборвал смерда сосед.

- Тиш-ш-ша! Тиш-ш-ша! - крикнули с помоста. Дали слово Фоме Михайловичу Красному.

- За ради веры Христовой пострадать можно, как смерд сказал, но и другой прав - хлеб убирать надо. А рази, когда на нас нападали ливонцы, Москва нам помогала?! Почему же мы должны ей помогать?! - выкрикнул он.

Народ заколыхался, а у Игнатия язык отнялся, лишь подумал: «Вот, оборотень, а обещал…»

Но Красной любил поиграть на живых струнах сердец людских.

- Но вспомните, люди добрые, как за помощью нам одиннадцать лет назад пришел со своей ратью князь Серпуховской. Вначале мы его остерегались, а затем сей муж, да его тогда и мужем нельзя было назвать, отрок был еще, так себя показал, что мы да псковитяне полюбили его. Помирил он нас со Псковом, и с его помощью мы свои рубежи от немецких рыцарей укрепили. Сейчас время иное, решается быть русской земле вообще иль не быть. Слышал я, Мамай похваляется: «Завоюю Москву, сяду в ней царем и всю Русь закабалю!» Други мои, мужи новгородские, рази допустим такое?! - повернул речь в другое русло боярин.

- Не допустим! - загудела толпа…

«По благословению владыки Евфимия её покончаша посадники ноугородцкие, и тысяцкие ноугородцкие, и бояре, и житьи люди, и купцы, и смерды - все пять концов, весь Государь Великий Новгород, на вече, на Ярославовом дворе порешили послать воев ноугороцких в помощь князю московскому Димитрию Иоанновичу и брату его Владимиру Андреевичу Серпуховскому…»

- А теперь дай нам, отче, два дня, чтоб собраться и избрать из бояр своих воевод - крепких и мудрых… - заключил Красной.

«Хитер!» - не переставал удивляться Стырь.

Вдруг кто-то дернул Андрейку за рукав. Он повернулся и увидел паренька, может, года на два постарше, в чистой одежке и мягких поршнях.

- Ты чего?

- Скоро вечу конец. Вишь, все расходятся. Поведу тебя к Греку. Владыка велел.

- А как звать-то тебя?

- Епифанием кличут…

На другой день боярский совет определил шесть воевод: первого - посадника Ивана Васильевича Волосатого; второго - сына его Андрея; третьего - Фому Михайловича Красного; четвертого - Дмитрия Даниловича Завережского; пятого - Михаила Пана-Львовича; шестого - Юрия Хромого-Захаринича. И с ними войска сорок тысяч. Наказали: «Поутру, когда услышите колокол вечевой, будьте все готовы на дворище у Святителя Николы».

Архиепископ Евфимий поутру рано повелел после заутрени воду святить с мощей святых. Настал первый час дня, и, когда сошлось воинство, владыка указал попам и дьяконам окропить всех святой водой. Сам же святитель, взойдя на помост, возгласил: