Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

Акхозя не был изнеженным и ленивым потомком Потрясателя Вселенной. Он не был и храбрецом, но на поле битвы не прятался за чужие спины и считался умелым и исполнительным воином. Перед поездкой с семью сотнями конников его захотел видеть в полном снаряжении сам повелитель; дал ему еще раз точные указания и, пожелав счастливого пути, строго наказал объезжать стороной русские сторожи и ни в какие стычки с ратными вершниками или пешцами не ввязываться. Цель - добраться до Москвы и слово в слово передать князю Дмитрию все, о чем он, Тохтамыш, говорил племяннку, особенно то, что хочет видеть у себя в Сарае-Берке всех (именно всех!) русских князей-улусников.

Поблагодарив за столь великое доверие, царевич легко вскочил в седло резвого белого скакуна и махнул рукой. Следом за ним двинулись по берегу Итиля вверх по течению семьсот отборных, хорошо вооруженных всадников, из-под копыт лошадей полетела срезанная подковами степная трава.

Акхозя подумал, что ближе до Москвы дойти по Дону, если сделать переправу через Итиль возле города Бездеж, но он представил, какие разрушения на этой дороге оставил после себя Мамай, и решил скакать левым берегом до Нижнего Новгорода. А там видно будет…

Отряд миновал Мау-курган - Холм печали. Когда проезжали его, Акхозе взгрустнулось: он хорошо помнил о трагической любви Мамая к русской девушке. Он посмотрел на воды Итиля и подумал, что теперь от неё, зашитой в мешок с камнями и брошенной на дно реки, ничего, кроме костей, не осталось - все съели раки. Да и обезглавленное тело самого Мамая теперь поедают черви, а ведь он совсем недавно повелевал целыми народами… И давно уже нет в живых его великого предшественника, который потрясал не только Землю, но и Вселенную. Лишь время вечно, и оно перемалывает своими жерновами все и вся… На эти мысли навели Акхозю еще и стоящие в степи древние слепоокие каменные бабы, как бы олицетворяющие собой это неумолимое жестокое безмолвное время.

Раньше не было такого, чтобы за Булгар выезжали русские разъезды. А сейчас то тут, то там выскочат на бугор и, увидев отряд ордынцев, быстро скроются. Акхозя подозвал одного из сотников:

- Тайжан-богатур, не кажется ли тебе, что наше дело может обернуться по пословице: человек загадал дома одну цену, а базар назначил свою.

- Да, Акхозя-батыр, мне не нравится то, как нагло ведут себя русские. Они не выказывают уважения к нашему посольству, разве не видят белое знамя?!

Опасения не были напрасными - русские дали отряду доскакать до Нижнего Новгорода. Затем отвели на конюшенный двор лошадей, а самих ордынцев разместили в каких-то сараях, по стенам которых ползали огромные рыжие тараканы. Правда, Акхозе и его сотникам отвели более приличное помещение.

Акхозя порывался встретиться с местным князем и выяснить, почему их задерживают, но ему всякий раз говорили, что князя нет в городе. Оказывается, нижегородцам уже были известны намерения посольства царевича: в Сарае в христианской церкви еще служил епископом старичок Иван, он-то и послал вперед верхового…

Когда в Москве доложили Дмитрию Ивановичу о повелении Тохтамыша, тот срочно собрал княжий совет. Всех возмутило требование нового хана: все князья, как раньше, должны явиться в Орду.

- Давно ли, - говорили на совете, - мы одержали победу на берегах Дона? Неужели кровь христианская лилась зря?!

Гонца, отправленного в Нижний Новгород, Дмитрий Иванович самолично напутствовал:

- Скажи царевичу, что если он станет двигаться в Москву, то я за его безопасность не ответствую, ибо мой народ, бояре и князья в сильном волнении.

Получив такое сообщение, Акхозя сам решил вернуться назад, но Тайжана с сотней все же направил в столицу Руси.

Однако хитрый Тайжан, пройдя место, где Ока вливалась в Итиль, сказал своим воинам:

- Видите, дальше нам путь преградили сплошные копья урусов?

Догадливые воины ответили:

- Видим, богатур.

Впереди же никаких копий, тем более сплошных, не было.

- Поворачиваем на Сарай, вслед за царевичем.

Хан был в бешенстве. Прошло около года. Тохтамыш готовился действовать, повторяя про себя: «Озлившись на блоху, шубу в огонь не бросай! Я еще покажу тебе, Митя-улусник, кто из нас сильнее. Когда слабый напыжится, то пополам переломится».

Чего не учел Тохтамыш, так это того, что Дмитрий Иванович себя улусником хана уже не считал да и слабаком тоже… Конечно, на Руси жилось трудно, бедно, но зато духовные силы людей были на великом подъеме. Более ста сорока лет давило на плечи народа ордынское иго, и вот - победа! Сброшено иго, теперь не только Тохтамыш, но, как говорится, и сам черт не страшен…

Как после сильной бури успокаивается море, так и успокоение охватило Русь, в том числе князей, бояр и даже самого Дмитрия Ивановича. Доходили слухи до Москвы, что новый хан готовится к походу, копит силы, но как бы общий внутренний голос говорил всем: «Ничего… Перешибли Мамая, если что, и этого перешибем!» Хотя и находились трезвые головы, которые сомневались:

- Перешибем, конечно… Только чем?! Соплей, что ли…

Если Тохтамыш действовал, то Дмитрий Иванович вел себя не столь решительно - к новой войне, можно сказать, почти не готовился. Не обращал он внимания и на просьбы рязанского князя насчет Коломны. Как-то на княжем совете сказал:

- Упрямец рязанский уже донял меня; разве он не понимает, чем для нас является Коломна?! Хотя он нам два года назад и помог, я не прочь наказать его. Да он снова в Мещере спрячется… Князь Укович, - обратился Дмитрий к владельцу Мещеры, - ведь это твоя вотчина, продай её нам.

- Москве на другие нужды сейчас деньги нужны. Подожди, великий князь, придет время, за полцены отдам, - ушел от прямого ответа крещеный татарин.

То, что Укович был заодно с Олегом Рязанским, не являлось секретом. Да ведь как иначе: Мещера-то не возле Москвы находится, а является частью рязанского княжества.

Тем временем Тохтамыш, что-то подозревая, отстранил отца Ивана от службы, а церковь закрыл. Новый хан, помня уроки Мамая, усилил конные разведывательные разъезды и разослал их вверх по Волге, те хватали не только сторожевых русских, но и купцов, от которых Москва также получала сведения о передвижениях ордынских войск.

Так что свой поход на Москву хан подготовил тайно. В отличие от Мамая, этот поход был легким, без громоздких обозов, и скорее напоминал набег, хотя Тохтамыш и собрал больше семидесяти туменов, главным из которых доверил командовать, как и обещал, своему племяннику Акмоле.

Если Мамай медленно полз к русской земле, то Тохтамыш торопился. Он даже особо не производил опустошений и быстро оказался у южных границ княжества Олега Рязанского. Тот, помня обиды Москвы и желая уберечь свою землю от пожарищ, а людей от резни, сам выехал навстречу Тохтамышу.