Сергей Омбыш-Кузнецов - Повесть о партизане Громове

— Уважаемые кооператоры! Рабочие Петрограда и Москвы голодают. В неделю они получают четверть фунта хлеба, а всё-таки налаживают советскую власть. Давайте говорить как деловые люди. Вы помогаете заготовлять хлеб для отправки рабочим, крестьянам, даёте керосин, мануфактуру, соль, спички, а мы вам гарантируем свободную торговлю, хороший сбыт, барыши…

Снова шум, глухой ропот, выкрики: «Без вас обойдёмся!» Председатель съезда Ивлечев звонит в колокольчик. Зал стихает. Ивлечев берёт слово и… говорит в пользу советской власти.

— А что ж, председатель Совдепа нам предлагает честную сделку, — гремит его голос. — Почему бы нам не дать товары при гарантии устраивающих нас барышей. Оптовая торговля всегда считалась выгодной. И любой купец никогда не отказывался сбыть товар даже самому первому своему врагу, если получал больше, чем на рынке. Почему же нам отказываться от предложения Совдепа?

Половина кооператоров одобрительно хлопает в ладоши. Раздаются выкрики: «Правильно!», «Поддерживаем!»

Это была небольшая, но победа. Хотя резолюция принята половинчатая — дать товары, если кооперация найдёт это целесообразным, если Совдеп гарантирует прибыль выше рыночной, но и она в какой-то мере помогла Каменскому Совету в заготовке хлеба для питерских рабочих.

Вопрос о хлебе не сходил с повестки дня Совета.

Как-то во время одного из заседаний в комнату вошёл крепко сложенный, со смуглым лицом и маленькими, аккуратно подстриженными усиками, человек. Подал мандат за подписью Ленина. Это был А. Е. Бадаев, большевик, бывший депутат Государственной думы. Бадаев рассказал о положении с хлебом в Петербурге, в Москве, в других промышленных центрах, о царящей разрухе и голоде.

— Алтайская губерния может и должна дать хлеб голодающим рабочим. Совет Народных Комиссаров, Ленин надеются на вас! — закончил он своё выступление.

И Каменский Совет ещё энергичнее развёртывает работу. Создаются продовольственные отряды, накладываются контрибуции на купцов и заводчиков, конфискуются у торгашей керосин, мануфактура, соль, спички, мыло и другие товары. Всё это направляется в деревни для обмена на хлеб.

На первых порах были и недоразумения. Каменский Совет обложил как-то контрибуцией пивзаводчика Ворсина, а Барнаульский Совет прислал телеграмму: «Ворсина обложили в Барнауле. В Камне не имеете права». Каменский Совет ответил: «Не возражаем, если вы будете брать контрибуцию с каменских буржуев и в Барнауле. От этого хуже не будет».

Вскоре по Оби были отправлены первые пароходы и баржи с хлебом для рабочих Петрограда и Москвы.

Но иностранные империалисты и внутренняя контрреволюция не дремали. В Камне стало известно, что во Владивостоке в начале апреля высадились японские войска, захватили Приморье и разогнали Советы. Вскоре высадили войска на севере англо-французы, заняли Архангельск и Мурманск, поддержав там мятеж белогвардейцев.

В Сибирь со всех сторон стекались контрреволюционные элементы, надеясь найти себе опору в лице сибирского кулачества и казаков. В Новониколаевске образовался подпольный эмиссариат из эсеров Сидорова, Михайлова, Линдберга, капитана Гришина-Алмазова и других. Начали поднимать головы эсеры и белогвардейцы на Алтае.

И вдруг в Камень пришла страшная весть: чехословацкий корпус, следовавший во Владивосток, подстрекаемый агентами Антанты, поднял мятеж против советской власти и в ночь на 26 мая захватил Челябинск, Мариинск, Новониколаевск. Власть в этих городах передана эсерам и меньшевикам. В Новониколаевске эмиссариат объявил себя «Западно-Сибирским комиссариатом Сибирского правительства».

Начались аресты и расстрелы большевиков, членов местных Советов и красногвардейцев.

К прямому проводу из Новониколаевска был приглашён председатель Каменского уездного Совета Громов.

Телеграфист, приняв телеграмму по аппарату Морзе, прочитал её Игнату Владимировичу: «Советская власть низложена. Сопротивление бесполезно. Предлагаем сдать полномочия нашему представителю».

Громов нахмурился и сказал телеграфисту:

— Спроси, кто у провода.

Последовал ответ: «Представитель Сибирского временного правительства Гришин-Алмазов».

Громов задумался: «Что делать? Как поступить правильней?»

— Передай: не знаю такого правительства. Есть единственная власть — советская. И спроси, кто их, сволочей, выбирал.

«Мы избранники народа и демократии», — ответили из Новониколаевска.

— Стучи, — приказал Громов. — Врёте, гады! Избранники народа — мы, а вы предатели и самозванцы. Пришлёте представителей — расстреляем. Будем держать власть до последнего.

Громов комкает телеграфную ленту и просит телеграфиста:

— Вызывай дядю Васю [4] Дядя Вася — Василий Анучин, комиссар почты и телеграфа Алтайской губернии. . Узнай обстановку в Барнауле.

Из Барнаула сообщили: «Обстановка тревожная. Красногвардейцы отступили от Черепанова, идут бои в Тальменке. Главный штаб приказывает вам оставить город и отходить к Барнаулу. Громову задержаться, будет передано дополнительное распоряжение».

Громов даёт приказ красногвардейцам двигаться на Барнаул, а сам остаётся. Проходит томительных полтора часа.

Телеграфист вышел на улицу, но сразу же вернулся и крикнул:

— Товарищ Громов, сюда беляки идут. Спасайтесь!..

Громов выскочил во двор, перемахнул через забор и побежал по кривым, грязным улицам к пристани в надежде застать ещё пароходы «Лейтенант Шмидт» и «Крестьянин», на которых должны были отправиться в Барнаул красногвардейцы и члены Совета. Когда он, запыхавшись, подбежал к пристани, то увидел: вдалеке, почти у самого поворота реки расстилается по воде чёрный дым. «Опоздал!.. Пароходы ушли. Что же теперь делать?»

Игнат Владимирович вспоминает, что в близлежащую деревню Плотниково послан красногвардейский отряд. Надо двигаться в Плотниково, но как?..

Громов побежал от пристани по узенькому, глухому переулку. Неожиданно увидел возле забора засёдланную лошадь, очевидно оставленную при отходе каким-то красногвардейцем. Не раздумывая, Громов вскочил в седло и галопом помчался за город.

Два часа спустя он влетел на взмыленной лошади в Плотниково. Улицы безлюдны. Громов выхватил из кармана брюк револьвер и выстрелил несколько раз в воздух. Из домов высыпали красногвардейцы, заряжая на бегу винтовки.

Вскоре все были в сборе. Командир отряда, учитель, бывший прапорщик Иван Шаболин, обеспокоенно поглядывая по сторонам, спросил у Громова:

— Что случилось, Игнат Владимирович?

— Белые заняли Камень. Будем отходить к Барнаулу.

— Я так и знал! — громко вздохнул Шаболин. — Кулаки начали себя очень уж нагло вести. Арестовали мы тех, что членов Совета убили, так нас целая толпа обступила, угрожать начала. Едва утихомирили.