Лейла Элораби Салем - Григорий Отрепьев

Григорий смеялся один, остальным было не до шуток. Царь в своих речах не пощадил даже папу римского и отца-бернардинца Франтишека Помасского, некогда наставившего его в духовной беседе в Самборе. Государь в конце окончательно разгорячился, его лицо пылало жаром, глаза блестели злорадным огнем. Никто, даже Марина Мнишек, не решалась подойти к нему, ибо в тот момент он не мог контролировать себя. Лишь один человек – Иван Хворостинин, медленно подошел к нему и с поклоном проговорил:

– Позволь, государь, проводить тебя в уборную? Оставь на время пиршественный зал.

Басманов, сидящий по правую руку от царя, недовольно взглянул на князя, но тот даже не удостоил его взглядом. Царь покорно поднялся с трона и, ничего не говоря никому, отправился следом за князем. В это время Василий Шуйский подал тайный знак своему человеку, и когда тот подошел, наклонился к его уху и прошептал:

– Иди следом за ними да проследи, о чем они будут говорить.

Тот склонил голову и, пользуясь всеобщей сумятицей, пошел следом за молодыми людьми.

Иван привел Григория в уборную, прикрыв за собой дверь. В высокое решетчатое окно падали косые лучи света, разделявшие комнату на несколько частей. Князь достал из кармана гусиное перо и передал его царю:

– Очисти свой желудок, государь. Ты выпил слишком много вина, оттого разум твой помутился.

– Я не пьян, Ваня, – устало проговорил тот, – мне просто все надоело и я высказал то, что давно копилось у меня в душе. Сейчас мне гораздо лучше.

– Да только нажил ты себе врагов, коих и без этого у тебя предостаточно.

– Ах, – махнул тот рукой, – знаю я все. Пусть они убираются все к черту!

Впервые Иван заметил, как сильно устал Григорий. Глубокие тени залегли под глазами, некогда большими и красивыми, ныне же тусклыми и грустными. Высокий молодой лоб прорезали две морщины, придававшие царю больший возраст. Молодой государь сел на скамью и подпер руками голову, его взор блуждал по каменным плитам уборной, словно они вызывали какой-то интерес, а на самом деле царь не был занят ничем, никакими мыслями.

– Что с тобой происходит? – нежным голосом спросил его Иван, садясь подле него на корточки и взяв его руки в свои.

– Худо мне, княже, чувствуя я, что черные тучи сгущаются надо мной, и боюсь я, как бы не расстаться мне с жизнью. Раньше я думал, – Григорий вдруг замолчал и из глаз брызгнули слезы, тело сотрясли рыдания, – раньше я думал, что стоит мне взойти на трон и взять в жены Марину Юрьевну, как все проблемы исчезнут сами собой. Ах, какой я был глупец! Сейчас же я понял, что иной раз мечты так пусть и оставались бы мечтами.

Ивану стало жаль этого несчастного человека, который запутав всех вокруг, в конечном итоге запутался сам, да только дороги назад уже нет.

– Вставай, царь, – промолвил тот.

– Почему царь? Видишь, и ты изменился.

– Ни чуть!

– А почему тогда ты не называешь меня как раньше? Скажи хоть одно ласковое словечко, хотя бы обними меня. Ты даже не знаешь, как сильно я тебя люблю!

– Я знаю, – князь обвил его шею руками и покрыл заплаканное лицо горячими поцелуями. Григорий слегка улыбнулся: ему стало заметно легче.

Они даже не знали, что шпион Шуйского, подслушавший их разговор, уже бежал назад тайными коридорами, дабы доложить хозяину обо всем, что видел и слышал.

Выплакавшись вволю, Григорий успокоился. Очистив желудок с помощью гусиного пера, он почувствовал себя гораздо лучше. Опершись о плечо любовника, царь проговорил:

– Ну что же, Ваня, вернемся в пиршественный зал? Скоро будет представление рыцарского турнира.

– Конечно.

Когда они вошли в большой зал, чей свод подпирался большими резными колоннами, гости встали, поприветствовав царя. Он прошел к трону и поднял руки, все замолчали.

– Уважаемые бояре и вельможные паны! – воскликнул государь. – Я велю вам не злиться на слова, сказанные мною, ибо говорил я не по доразумению, но из-за того, что выпил слишком много вина. Искренне прошу у вас всех прощение. Не обижайтесь на слова мои!

Гости, все еще стоя, склонились в низком поклоне в знак уважения и покорности. Басманов взял в руки кубок и воскликнул:

– Да здравствует царь всея Руси!

– Да здравствует наш государь светлый батюшка! – воскликнули остальные бояре.

– Виват царю московскому! – прокричали поляки.

Григорий широко улыбался, положение было исправлено, для них он снова стал мудрым правителем. Он мельком взглянул на сидящую подле него Марину, невольно залюбовавшись ее тонким профилем. «Как ты прекрасна, любовь моя!» – восликнуло его сердце и невольно его рука сжала ее тонкие пальчики со множеством перстней. Царица повернула к нему голову и спросила:

– Великому царю не хватает терпения?

– Я теряю разум, когда вижу красоту твоего лица.

– Подожди до вечера.

– Как скажешь, госпожа моего сердца, – он отвернулся от нее и стал смотреть на собравшихся, однако по прежнему крепко сжимал ее руку.

Музыканты заиграли мазурку. Все поляки во главе с русским царем пошли в танце с дамами. Григорий изящно двигался, танцуя не хуже самого знатного шляхтича, словно и не был русским. Упоенный славой и юной красотой своей жены, он не заметил, как пиршественный зал покинули Шуйский, Татищев и многие другие бояре, не желающие лицезреть «диавольское» представление.

Закончился пир ближе к вечеру рыцарскими ристалищами, в которых участвовали солдаты из личной охраны царя. Наградив победителей и одарив гостей роскошными подарками, Григорий удалился вместе с Мариной. Праздник закончился.

Все еще одетые в парадные златотканные одеяния, царь и царица прошли в другую комнату, чьи окна открывали вид на всю Москву. У окна стоял высокий небольшой столик, накрытый бархатной тканью с бахромой по краям, темно-зеленые шторы с большими золотыми кистями. Там их уже поджидали чернокожий карлик с большой лохматой собакой да художник, желающий запечатлить царскую чету на холсте.

Григорий встал подле окна, на полшага впереди от него Марина, дабы хотя бы на портрете не казаться слишком маленькой. У ног царя сел его любимый пес, а арапчонок, спрятавшись за штору, наблюдал за происходящим. Художник долгое время рисовал царя и царицу, желая придать их лицам более реалистичный оттенок, чем остальные художники. Марина, сияя украшениями, с улыбкой на устах ждала окончания работы, Григорий же, чувствуя себя уставшим и несчастным, грустно опустил глаза в пол, в его душе творилось что-то неладное, какое-то странное предчувствие скорой беды не покидало его с тех пор, как он взошел на престол. Теперь же это ощущение увеличилось вдвое, сердце его гулко билось в груди, внутренним взором он ждал каждую секунду предательский удар в спину. Погруженный в думы, молодой человек не заметил, как пролетело время.