Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

- От батюшки? - выдохнула княжна, ломая пальцы.

- От князя Юрия… Да только ты не пугайся так, - улыбнулся Иван, видя, как внезапно сошёл румянец с круглых девичьих щёк. - Отпустил он меня на час. Потом велел назад быть.

- Стало быть, ты не с вестью от него прискакал?

- Нет. К тебе я. Увидеть захотелось… Румянец опять стал заливать щёки. Ольга отвернулась, теребя косу.

- Ну, поглядел? - нарочито равнодушно молвила она. - Какова?

- Краше всех!

- Ой ли! - голос был капризен, но в глазах сквозило другое - весёлое, нежное. - Правду ли баешь?

- Истинную! Хошь, побожусь, что для меня ты краше всех на свете? - Иван вскинул два перста ко лбу.

- Не божись, - Ольга быстро схватила его за руку. - Я и так верю, - прошептала совсем тихо. В горнице они были совсем одни, и Иван осторожно обнял девушку. Она встрепенулась, озираясь:

- Пусти! Не то войдёт кто…

- Так веди туда, где никто нас не углядит.

- Что ты? - Ольга помотала головой. - Негоже так!

- Олюшка… Леля моя, - Иван сжал девичьи плечи, - у меня всего час времени!… Мы в поход выступаем со дня на день. Батюшка твой полки собрал. Я с ним иду на Изяслава Киевского.

- Ой! - Ольга вскрикнула и прижалась к Ивану. - Правда?

- Со дня на день выступаем…

- Ой, - девушка припала к его груди, слушая, как в глубине часто-часто бьётся сердце. - Ой, лада мой… Ой, лихо-то… Ой, лишенько…

Боясь голосить, она вцепилась в Ивана, уже не думая, что их могут увидеть. А Иван тихо гладил её по волосам и вздрагивающим плечам:

- Не тужись, Олюшка! Вот побьём Киевского князя, тогда авось выделит мне твой батюшка удел. Пошлю к нему тогда сватов. Пойдёшь ли за меня?

- Иванушка, - Ольга отняла лицо от его груди. - Птицей бы полетела…

Не каждой княжне выпадает такое счастье - любить и быть любимой. Отцы сватают своих дочерей, выдавая их замуж не за княжичей и королевичей, а за военные союзы. Добро, если с годами приходит любовь. А если нет… Но её мать любила отца, он любил её и не сразу после кончины половецкой княжны решил жениться снова. Дед, Владимир Мономах, тоже любил и был любим своей женой Гитой. Прадед, Всеволод Ярославич, был счастлив с женой. Неужто судьба откажет в счастье?

Ольга была уверена в своём счастье, когда целовалась с Иваном посреди горницы. И молилась о нём, когда несколькими днями позже полки суздальцев выступили в поход.

Рати встретились под Переяславлем Русским. Пока Юрий Владимирич стоял под Белой Вежей, Изяслав вошёл в город, соединясь со ждущими там братьями Святополком и Владимиром. Он не хотел мира, говоря, что не станет давать Долгорукому ни одного города или области, ибо тот привёл половцев и Ольжичей. Но Киев не желал воевать. В самом Переяславле епископ Евфимий отказывался благословлять идущих на битву ратников. Даже бояре советовали князю не спешить. Но у него и троих его братьев были свои дружины, из Поросья пришли берендей, а в самый последний момент подоспел Владимир Давидич из Чернигова. И Изяслав Мстиславич решил - бою быть! «Я добыл Киева и Переяславля головой. Нешто ныне уступлю?» - сказал, как отрезал, и велел трубить зорю - дружинам строиться для битвы.

Встали друг против друга - с одной стороны Юрьевы полки с союзными Святославом Ольжичем и половцами. С другой - рати трёх братьев-князей, полк Изяслава Давидича и берендеи с переяславльцами. Летний день серпеня-месяца выдался жарким, словно и не стояла на пороге осень. Кони лениво прядали ушами, взмахивали гривами. Всадники скучали в сёдлах, пешцы томились в толпе. Только стрелки не дремали - то с одной, то с другой стороны выскакивали отчаянные молодцы, пускали стрелы и скорее спешили к своим. Часть стрел долетала до противника на излёте, часть втыкалась в стены щитов. Но находились и такие, что отыскивали брешь, и тогда падал убитый или раненый, зажимая стрелу ладонью, спешил к обозу.

- Чего они медлят? Чего ждут? - ворчали берладники, стоя на левом крыле вместе с дружиной князя Андрея Юрьича. - Аль сердца заячьи проглотили?

- Небось ждут, что мы первыми шагнём!

- Ишь, чего похотели! А вот ни шагу не стронемся. День клонился к вечеру. Ветерка почти не было.

Соловый жеребец Юрия Долгорукого замер под княжеским стягом с барсом. Он смотрел на полки сыновцов-Мстиславичей пристально, словно надеялся отыскать знакомые лица. Когда солнце уже ощутимо склонилось к закату и тени удлинились, а от реки начало тянуть долгожданной прохладой, махнул рукой:

- Отходи!

Трубачи поднесли рога к губам, и над полем боя прозвучали протяжные звуки - одно из войск отступало, не принимая боя.

Изяслав Мстиславич не поверил своим ушам.

- Они уходят! - воскликнул он, обращаясь к брату Владимиру. - Наша взяла!

Владимир Мстиславич был совсем отроком - семнадцатое лето только и жил на земле. Выросший без отца, он привык слушаться старших братьев, подхватив клич, когда Изяслав привстал на стременах и рывком обнажил меч:

- Вперёд! Сомнём суздальцев! За Киев! За князя! Счастлив был Изяслав - стар, видно, стал стрый или понял, что есть высшая правда и не смог с нею спорить. Не в одну битву уже ходил великий князь и знал, что сейчас должно произойти - головной полк ударит в голову противника, опрокинет её, а тут подоспеют крылья…

Первыми откачнулись берендеи. Их гортанные крики послышались в стороне от боя, и всадники на низкорослых лошадках, сбившись в кучу, стали уходить к Трубежу, далеко обходя правое крыло суздальцев. За ними и Изяслав Давидич приказал своим черниговцам отходить. Андрей Юрьич и Иван бросились было в погоню за уходящими. Они сумели настичь черниговцев, завязалась сеча - кого-то порубили, кого-то взяли в полон. Но наступающая темнота помешала берладникам и суздальцам довершить разгром.

Тем временем переяславльцы подхватили клич: «Суздаль! Суздаль!» и напали на княжеские дружины со спины.

Изяслав узнал об этом, уже увязнув в сече. К нему пробился боярин Шварн:

- Измена, княже! Верные наши ушли! Юрий одолевает!

Изяслав вскинул голову, силясь во тьме разглядеть, что деется. Но, сколько мог видеть в сизых сумерках, всюду были суздальцы и новгородцы. За спиной с гортанными криками половцы добивали дружину Владимира Мстиславича - брошенный переяславльцами, тот отходил прочь, спеша вслед берендеям.

- Бежать напирал Шварн.

Изяслав зарычал с досады, вонзая шпоры в бока коню. Тот отчаянно и зло заржал. Не теряя времени, Шварн схватил повод княжьего коня и помчался вперёд. Несколько боярских и княжьих отроков, случившихся тут же, поспешили сомкнуть свои ряды. Откуда-то сбоку вынырнул брат Ростислав…

Святослав Ольжич шёл в эту битву с одной мыслью - настичь убийц брата Игоря. Верные люди донесли ему, что подстрекали к убийству Радило и Добрыня, мужи Изяславовы. Лишь меньшой из братьев, юный Владимир, вёл себя достойно княжьего звания. Но сам Изяслав и брат его Ростислав были врагами Ольжича.