Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Подвижник Макарий представил тебя, как суздальскую воительницу, - сообщил игумен.

- Может ли преподобный Макарий столь много ведать и о моей воистости, и о моих хлопотах? - удивилась Евфимия.

- Ему ли не ведать? - склонил голову игумен. Принесли узел с доспехами и оружие.

- Обереги вас Господь! - благословил старец детей и женщин.

Евфимия припала к его руке. Как в редкие мгновения жизни, сделалось страшно.

Спустились в глубокое подземелье. Пламя свечи в руках инока едва освещало низкий потолок, тёмные углубления в стенах.

- Чьи там гробы? - прошептала Раина, приметив край домовины.

- Братия, жившая прежде нас, здесь упокоивается, - отвечал монах.

Меланьица несла Юрия на руках. Иоанн вырвал ручонку из тёплой длани боярышни:

- Отпусти, тётка Евфимья. Сам пойду…

Подземелье расширилось. Свеча озарила престол с крестом на небольшом возвышении, иконы над ним.

- Часовенка под землёй? - догадалась Меланьица.

- Молимся здесь, бывает, - возжёг инок в подсвечнике несколько свечек.

Отдохнули до поздноты. Попеременно сидели на железном ковчежце. Затем иеромонах отслужил напутственный молебен, всех благословил.

Выбрались на воздух вне стен обители. Густой кустарник укрывал выход. Во тьме добрались к дороге с монашьей помощью.

Возница с каптаном ждал.

- Обыскались детей государевых нечестивцы, - поведал монах-конюший. - В игуменские покои не посовестились взойти!

- Есть ли в каптане медвежьи полости? - тревожилась мамка.

- Овечьи есть, - успокоил возница.

Возок заскользил в белоснежную пустоту… Да скользил недолго. Вдруг стал.

Евфимия приотворила дверцу. Луна сияла. Красота ранне-зимняя услаждала сердце. А тошно стало: впереди мерцала оружием кучка вершников.

- Приспел черёд мужеству! - обернулась боярышня к спутнице.

- Чесотка да таперичи, - отозвалась лесная дева. - Сначала из лука стрелим? - выглянув со своей стороны, она изготовилась. - Дверь-то - щит!

Евфимия укрылась за своим «щитом».

- Тётка, дай меч! - потребовал Иоанн.

- Сиди уж! - укротила Меланьица. Монах с козел объявил:

- Что-то машут…

В белой тиши боярышня распознала зов:

- Евфимия Ивановна!

Не помня себя от счастья, отозвалась:

- Карио-о-он!

- Ты сызнова - воин, Евфимия Ивановна?

- Всю жизнь - воин. Такая судьба. Ехали рядом. Ей дали поводного коня.

Бунко поведал свои злоключения. Не застал государя в Ваганкове, ринулся к Троице. Уведомить Всеволожу не было времени. Подоспел в обитель к концу обедни. Просочился к великокняжьему месту, никто не смог удержать. Выложил одним духом, что Шемяка с Можайским идут сюда ратию. Допрежь в пути точно попал в ряды ратников Ивана Андреича. Слышал, как князь говорил своему воеводе Яропке о розвальнях с полостями, рогожами, где можно упрятать воев, дабы напасть врасплох. Бунко в разговорах не опасались, знали за Шемякина воина. Ещё по жизни в Нивнах можайцы к нему привыкли. Удалось оторваться вперёд… И вот он - перед великим князем. А тот недоверчив, считает за переветчика. «Эти люди только смущают нас! - говорит он ближнему боярину Патрикеичу. - Может ли быть, чтобы братья пошли на меня? Я с ними в целовании крестном!» Несчастный неверок велел выбить Бунко из монастыря. Пусть-де едет назад и радуется, что жив.

- Не вовсе неверок, - поправила Всеволожа. - Послал же заставу к Радонежской горе.

- Толку-то! - вздохнул Карион. - Не выслушал до конца. Застава проворонила обоз с «рыбой». Я ж иными воротами вернулся в обитель. Искал тебя. Всуе! Догадался: будешь пытаться спасти княжат. А куда побежишь? Вестимо, к Юрьеву, к Ряполовским, верным слугам Василия. Вот, собрал малую обережь, вышел на юрьевскую дорогу.

- Светлый у тебя ум! - похвалила Евфимия.

- Такая на Руси жизнь, только и ворочай мозгами! - проворчал Карион.

Позади зазвенел властный детский голос:

- Тётка Евфимья!

В приоткрытой дверце каптана- высунувшийся Иоанн.

- Кремень-малёк! - отметил Бунко. - Не чета рыхлому отцу.

Евфимия поравнялась с каптаном.

- Зачем с обережью едешь? - выговорил наследник великокняжеского стола. - Сядь рядом!

Пришлось повиноваться будущему великому государю.

В последнем ночном часу проехали сонный Юрьев. В первом дневном - попали в село Боярово, вотчину князей Ряполовских, природных Рюриковичей, потомков Ивана Всеволодича Стародубского, сына Всеволода Большое Гнездо.

У дубовых врат долго достукивались именем Иоан на и Юрия. Воротина заскрипела, а приотворилась чуть-чуть. Заспанный воротник потребовал:

- Покажите государевых сыновей!

Евфимия вывела старшего, Меланьица вынесла младшего. Юрий спал, Иван же, протерев глаза кулачками, глянул на бородача-воротника гневно:

- Зачем мешкаешь, холоп?

На высоком крыльце стоял Иван Иванович Ряполовский. В серый снежный час он всё-таки узнал княжича, бросился к нему, обнял, потом узнал и Меланьицу, должно быть, встречал во дворце при княгине-матери, погладил Юрия по беличьему башлыку. Когда ж увидел Евфимию, отступил на шаг:

- Боярышня… Какими судьбами?

- Какими-никакими - не тутошний разговор, князь Иван, - заметила Всеволожа.

- Вестимо, вестимо, - спохватился боярин. - Взойдёмте в терем.

Поднялись на хозяйский верх, пересекли сени. В теплом покое разоблачили детей. Ряполовский прошёл в боковушу с Евфимией и услышал от неё всё, что произошло у Троицы.

- Добро, ты там оказалась. Урядлива в батюшку! - хвалил он боярышню.

В хозяйском покое собралась вся семья: брат Дмитрий, брат Семён с подружиями. Не было лишь Андрея, коего достаточно хорошо узнала Евфимия под Белёвом, где он сложил воеводскую голову.

Рядом с маленьким Иоанном стоял его сверстник, сын Ивана Ивановича, названный в честь дяди Семёном. Видать, только встал с постели. Белая сорочка до пят. Держит именитого гостя за руку.

- Сведи-ка на опочив, - повелел Иоанн. Меланьица с Юрием, подружил старшего Ряполовского Марья удалились вслед за детьми. Евфимию окружили жены Семена с Дмитрием. С расспросами, ахами, охами повели обиходить по достою с дороги, приготовить к трапезе, отдыху…

Раина, провожая глазами маленьких Ряполовского с Иоанном, побратни держащихся за руки, прошептала в ухо боярышне:

- Шествуют ангелочками, а превратятся в мужей - один другому голову срубит.

- Ты што? - шикнула Евфимия. - Не мели-ка вздор. Кто кому срубит?

Лесная дева смолчала, чтоб не привлечь вниманья хозяек. Всеволожа и без её ответа догадывалась, кого имела в виду Раина, как будущего головосека [13] Спустя полвека Семёну Ряполовскому по указу Ивана Третьего отсекли голову на Москве-реке за «высокоумие» по государеву выражению. .

В столовой палате за утренней трапезой продолжились те же расспросы, о том же да сызнова. На сей раз более говорили жены, мужи обдумывали последствия.