Вадим Полуян - Ослепительный нож

- По многострадальной стране нашей, - тихо произнесла Евфимия и спросила: - А ты, княже, по ком облачился в чёрное?

- По детям нашего государя, преданным вероломцу, - отвечал Ряполовский.

Они отошли чуть в сторону от боярских карет и челяди.

- Что-то не пойму, князь Иван, - остановилась Евфимия. - Кто вероломец? Почему преданы?

- Преданы по нашему неразумию, - пробасил недавний её сподвижник. - А вероломец - Шемяка. - Видя растерянность столь деятельной храбруши, князь доверительно пояснил: - Передавая в Муроме Ивана и Юрия на владычню епитрахиль, я с братьями и воеводой поверил: похитчик власти не учинит им зла. И вот - доподлинное известие: княжичи ввержены в тесное заточение с матерью и отцом.

- Не может статься! - возразила Евфимия. - Владыка Иона в Угличе видел Василиуса и Марью свободными.

- Едва удалился преосвященный, - продолжил князь, - государь с государыней вновь оказались в темнице, откуда на время были извлечены. Да ещё и два сына - с ними.

- Владыка знает? - спросила боярышня.

- Вряд ли, - вздохнул Ряполовский. - У него забот полон рот: местоблюститель митрополичьего стола! Борется с остатками ересианства исидорского в Южной Руси.

- Надобно довести, - решительно заявила Евфимия.

- Доводчиков караулят доглядчики, - усмехнулся князь. - Нет, - примолвил он. - Мы решили иное. Нынче же покинем Москву. У Волока Дамского ждут Стрига-Оболенский, сын нашего муромского воеводы, да братья Сорокоумовы, Иван Ощера с Бобром, да Семён Филимонов, да Юшка Драница, да Русалка с Руном и иными детьми боярскими. Придём к Угличу, овладеем им, освободим мученика с семьёй.

- Опять кровь! - поникла Евфимия. - Не лепше ли словами исторгать кровь души, нежели мечами кровь тела?

- Шемяка внемлет лишь языку меча! - отчеканил князь и распрощался с боярышней.

Евфимия не ушла от храма. Она прохаживалась по площади в виду отверстых соборных дверей и паперти, засиженной нищими. Вот вышел Иона в мантии, в окружении иподиаконов и священства. Боярышня заступила путь. Бердышник урядливо подскочил:

- С дороги!

Её несомненно бы отогнали, не возопи она во весь голос:

- Владыка!

Епископ воздел десницу. Охраныши оставили Всеволожу в покое.

- Что тебе, дочь моя?

Всем зреньем тела чувствовала, как подозрительные глаза сверлят и справа, и слева. Вот уж воистину доводчика сторожат доглядчики. Пусть! Одиночке трепетать не за кого, только за себя.

- Владыка! Я Евфимия Всеволожа, дочь боярина Иоанна. Дмитрий Юрьич солгал тебе. Старшие сыновья Василиуса в темнице!

Иона малое время стоял в раздумье. Потом вымолвил тихое повеление одному из ближних. Монах подошёл к боярышне:

- Следуй за мной, дщерь Божья!

Ещё чуть спустя она сидела в митрополичьей карете. Введена была незаметно, со стороны, противоположной площади. Когда архиерей с келейником взошли, тут же вознамерилась говорить. Владыка остановил поднятой дланью:

- Выслушай, дево! Знавал твоего родителя, кое-что доходило и о тебе. Потому глаголы твои перевешивают сомнения. Молвка о том же из других уст не внушала веры. Вопросить Дмитрия Юрьича?

- Вопроси, владыка, - поддержала боярышня. - Лучше в моём присутствии, чтоб вдругожды не солгал. Мне не солжёт. Увижу насквозь!

- Ты бестрепетна! - заметил епископ.

- За себя ль трепетать? - спросила Евфимия. - Для меня земная юдоль, не успев начаться, окончилась.

Иона велел ехать ко дворцу. Евфимии предложил:

- Обрящь Небесную юдоль, прими постриг.

- Ещё не всё успела в миру, - потупилась Всеволожа. - Уйду, когда душой успокоюсь.

Остановились у Красного крыльца. Дворец из пожарища воздвигся с любовью, да не для Василиуса. Бывая у Софьи, боярышня видела не всё завершённым. Сейчас убранство, ухоженность, как у жениха к свадьбе, - вот так дворец! Похитчик готовится к торжествам. Спешит надеть золотую шапку, принять помазание на власть.

Иона прошёл в Крестовую со спутницей в чёрной понке.

Посланный оповестил Дмитрия Юрьича, тот явился. Благословясь, спросил:

- Чем понапутствуешь, святый отче? - Тут же узнал Евфимию. Самоуверенность поколебалась во взоре. - Зачем с тобой эта дева?

Епископ без обиняков объявил:

- Дочь Всеволожа доводит, что ты покривил душой: пообещал ведь освободить слепого, соединив его с сыновьями?

- Да, обещал, всё так, - бормотал Шемяка. - Ныне же мыслю над, - он запнулся, - над тем, как…

Иона прервал его:

- Будучи в Угличе, видел Василья Васильича и Марью Ярославну свободными. С лёгким сердцем вручал им детей невинных…

- Едва преосвященный уехал, - вступила в разговор Всеволожа, - великокняжеская семья и с малютками вновь вверглась в тесноту.

- Замолчи! - сжал кулак Шемяка. - Все-то ты знаешь! Откуда тебе всё ведомо?

- Ах, сыне, сыне! - останавливал бурю владыка.

- Князь Ряполовский узнал доподлинно, - ответила Шемяке Евфимия. - Станешь запираться?

Юрьич отскочил, уставился в оконце цветной слюды.

- Не запираюсь… Надобно время… Не вдруг такое свершается… Сегодня - милостивец, завтра локти кусай!

Евфимия презрительно отвернулась:

- Милостивец! Князь не сдержался:

- Дозволь, владыка, велеть ей выйти? Иона сказал сурово:

- Сделал ты неправду, а меня ввёл в грех и срам. Ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним посадил. Ты мне дал честное слово, и бояре меня послушали, а теперь я остаюсь пред ними лжецом. Выпусти несчастных, сними грех со своей души и с моей! Что тебе могут сделать слепой да малые дети? Если боишься, укрепи его ещё крестом честным…

Тут вошёл Иван Андреич Можайский. Благословился у владыки, не заприметил Евфимии, сообщил Шемяке:

- Брат, Ряполовские убежали!

- Лихое продолжение смуты! - добавила Всеволожа.

Иван Андреич вытаращил на неё глаза.

- Враг с ними, с Ряполовскими! - процедил Шемяка.

- Отпусти слепого, - приказал святитель. - Богом взываю, как твой молитвенник!

Можайский, не мешкая, сообразил суть речей и встрял:

- Не сверши оплошины! Вспомни про отца и Коломну…

Дмитрий в замешательстве метался очьми от Ивана к владыке, от владыки к боярышне.

И тут Всеволожу будто толкнул нечистый. Впервые в жизни она, не обдумав, высказалась:

- У Волока Дамского Ряполовских ждут Стрига-Оболенский, Сорокоумовы, Филимонов, Драница с Русалкой, Руном и иными детьми боярскими. Двинут соединённые силы к Угличу. Устоишь ли в Москве перед ослеплённым её государем?

Можайский при сих словах побледнел. Владыка кашлянул, прикрыв рот. Шемяка не взбеленился, как подменённый, не затопал, не закричал, промолвил раздумчиво:

- Нет, не устою. Мыслил, в Литву потомки Большого Гнезда бежали, тогда бы враг с ними. Тут же расклад иной. Выдь из Крестовой, Фишка, ты сослужила службу. Тебя же, владыка святый, прошу: соберись. Завтра с утра всем двором с духовенством и с твоим святительством во главе отбываем к Угличу. Нынче отправлю наперёд Котова, дабы освободил слепого. Утвердимся с ним в мире и целовании крестном, отпразднуем конец смуты. Пожалую его по достою уделом добрым. Благослови меня, отче, молитвенник мой! - припал он к руке владыки. - А ты, брат Иван, останься на время малое…