Борис Тумасов - Земля незнаемая. Зори лютые

Заволновался люд, зашумел. Раздались голоса:

- Великий князь Московский, но не псковский! Отчего же наших послов за караулом закрыл?

- Дьяк Далматов сызнова к нам приехал поучать нас?

- Не хотим Москвы над собой!

- Чего желает великий князь? - раздался голос старосты кожевников.

На край помоста придвинулся дьяк Далматов, развернул свиток.

- Люди псковские! Государь и великий князь Василий Иванович отписывает вам, что ежели отчина его, Псков-город…

- Псков не отчина князей московских! - снова визгливо ввернул боярин Шершеня - Псков город вольный!

Далматов поднял строгие глаза, дождался тишины и снова внятно повторил:

- Ежели отчина его Псков-город хочет в мире жить, так должны псковичи исполнить две государевы воли.

- Не томи, дьяк, сказывай, чего государю надобно? - выкрикнул высокий гончарник.

- Первая воля, - твёрдо и громко выговорил Далматов, - чтоб не было у вас веча и вечевой колокол, - дьяк вскинул руку к звоннице, - сняли. Другая воля - быть у вас двум наместникам…

- Много мнит о себе великий князь! - раздалось сразу несколько голосов. - Аль не ведомо Василию, что Псков не склонял головы ни перед немцем, ни перед иным недругом..

- Не бывать тому, чтобы Псков вольностей лишился! О том и передай, дьяк, великому князю. Аль вороги мы ему, цо он с нами тако разговаривает?

Дьяк Далматов кинул резко в толпу.

- Не стращаю я вас, псковичи, но скажу слова государевы: ежели добром не исполните воли государя, то у него силы наготове много, и кровопролитие взыщется с ослушников! Аль запамятовали, как, возгордившись, новгородцы подняли меч на Москву?

Стих люд. Но вот к помосту пробился старик кузнец, поднял руку.

- Круто, ох как круто рець ведёшь, дьяк Но да не от тебя слова эти, а от государя Московского. Како же отвецать нам тобе? От древности, от прародителей наших вецевой колокол во Пскове. Подобно сердцу он у нас. Но вот настала пора проститься нам с ним. Я плацу, - кузнец смахнул рукавом слезу, - но нет стыда в том. Отдадим мы государю, великому князю Московскому своего вецника…

- А ты за весь Псков не ответствуй! - прервал кузнеца боярин Шершеня.

Кузнец ответил раздражённо:

- Я от народа сказываю, а не от вас, боляр. - И повернулся к Далматову. - О том, дьяк, и передай государю. Не станем крови проливать и согласны исполнить его волю.

- Не хотим!

- Согласны! Пусть будет, как кузнец сказывает! - перекрыла боярские выкрики толпа. - Скинем вечевой колокол, примем государевых наместников!

- Коли бояре мыслят за вечевой колокол держаться, пущай сами и бьются с московскими полками. Мы же не пойдём противу Москвы.

- Жалко вечника, ажник душа рвётся, да где силы наберёшься на московские полки?

- Едут! Едут! Недалече уже! - свесился с колокольни лохматый отрок, замахал шапкой.

Вспугнув птиц, враз торжественно зазвонили колокола, распахнулись городские ворота и с хоругвями, в облачении вышли из Пскова архиерей с духовенством, бояре и ремесленный люд.

Псковичи встречали великого князя.

Государь ехал верхоконно, под стягом. Белый конь, крытый золотистой попоной, пританцовывал, вскидывал головой.

Следом за великим князем длинной лентой вытянулись полки служилых дворян и пищальников. Били барабаны, играли трубы.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, Василий сказал с усмешкой:

- Эка, с попами вылезли. Плещеев подхватил с полуслова:

- Аки пёс побитый хвостом виляет, так и боярство псковское.

- Ха! - Василий махнул рукой. - И без бития, только и того, пригрозили. Нынче боярство хоть и строптивое, да не то, что ране. Как господин Великий Новгород сломился, так и боярство присмирело. Вишь, - кивнул Василий на остановившихся у дороги псковичей, - смирненькие каки. - И хихикнул. - Поди, не мыслит боярство псковское, чего я с ними сотворю.

Плещеев осклабился.

- Взвоют, государь…

- Да уж не возвеселятся. Ты, Михайло, вели полковым воеводам дворян определять на постой по боярским вотчинам. Да чтоб дворяне служилые не бражничали да в боярских трапезных не рассиживались и наизготове были, ибо надобность в них может случиться.

- Смекаю государь.

- Коли догадываешься, о чём речь, то до поры молчи, а то ненароком вспугнёшь бояр, они на смуту подбивать люд зачнут, тогда крови не миновать.

Остановив коня, Василий спрыгнул наземь, кинул повод подбежавшему отроку.

- Ну, пора и под благословение.

Сняв шапку, пятерней пригладил бороду и медленно, но твёрдо направился к стоявшему с крестом в руках архиерею.

С высоты бревенчатых стен псковского детинца Шершене видно московские полки, толпы народа и раскачивающиеся на ветру хоругви.

Вон великий князь в алом кафтане и собольей шапке. За Василием на древке полощется стяг. Навалился Шершеня грудью на стену, ногтями камни царапает, глаз не сводит с великого князя. А когда Василий с коня соскочил и к архиерею направился, застонал боярин, отвернулся и торопливо спустился со стены. Холоп подвёл боярину коня, помог взобраться в седло. Шершеня поводья разобрал, спросил хрипло:

- Всё ли готово, Елистрат?

- Давно ждём, боярин. - Холоп заглянул Шершене в глаза. - Дружина в сборе.

- Ну, так с Богом.

Шершеня взял с места в рысь. Когда проезжали мимо боярских хором, он чуть придержал коня, Елистрат свистнул, и со двора по два в ряд вынеслась боярская дружина, поскакала следом.

Оглянулся Шершеня, в последний раз глянул помутневшим взором на слюдяные оконца, островерхую крышу. Молнией мелькнула мысль: «Может, бегу напрасно…». Но тут же подавил её. Через другие ворота выехал боярин с дружиной из города и по литовскому шляху поскакал к рубежу.

Сентябрь на Руси листопадом именуют. В тихий, погожий день едва слышно потрескивают, отделяясь от ветвей, листья и, кружась, медленно опускаются на землю. Осыпаются деревья, стелют на землю пёстрый ковёр.

В многоцветье лес: коричневый, жёлтый, зелёный и багряный.

В сентябре выжигают крестьяне утолоченное стадами жнивьё и запахивают зябь на весну. Редкой щетиной пробивается на чёрном поле рожь, дожидается снега.

С утра и допоздна висит над сёлами и деревнями перестук цепов, и пахнет обмолоченным хлебом.

В сентябре из Пскова тронулся в дальний путь боярский поезд. Триста именитых семей велел государь и великий князь Василий переселить на жительство в Москву, а их земли и вотчины раздать служилым людям.

Перебирались бояре под угрозой. Уезжали с челядью, многочисленным обозом, груженным рухлядью, а впереди боярского поезда на крестьянской телеге везли псковичи в Москву вечевой колокол…

Наказал великий князь Михаиле Плещееву и воеводе полка пищальников стеречь бояр в пути, а к тем, кто его, государева, указа ослушается и переселяться откажется, силу применять.