Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России

Сосредоточив войска на польской границе, командование РККА оказалось перед сложным выбором: продолжать операцию или нет? А если продолжать, то насколько быстро? Главком Каменев два года спустя в статье «Борьба с Белой Польшей» (опубликованной в журнале «Военный вестник» в 1922 г.) так описывал сложившуюся обстановку:

«Рассматриваемый период борьбы во всем ходе событий оказался краеугольным. По достижении вышеуказанных успехов перед Красной Армией сама собою, очевидно, стала последняя задача овладеть Варшавой, а одновременно с этой задачей самой обстановкой был поставлен и срок ее выполнения – немедленно. Срок этот обусловливался двумя важнейшими соображениями: сведения по части политической суммарно сводились к тому, что нельзя затягивать испытания революционного порыва польского пролетариата, иначе он будет задушен; судя по трофеям, пленным и их показаниям, армия противника, несомненно, понесла большой разгром, следовательно, медлить нельзя: недорубленный лес скоро вырастает. Скоро вырасти этот лес мог и потому, что мы знали о той помощи, которую спешила оказать Франция своему побитому детищу. Имели мы и недвусмысленные предостережения со стороны Англии, что если перейдем такую-то линию, то Польше будет оказана реальная помощь. Линию эту мы перешли, следовательно, надо было кончать, пока эта „реальная помощь“ не будет оказана. Перечисленные мотивы достаточно вески, чтобы определить, насколько бывший в нашем распоряжении срок был невелик.

Перед нашим командованием, естественно, стал во всю величину вопрос: посильно ли немедленное решение предстоящей задачи для Красной Армии в том ее составе и состоянии, в котором она подошла к Бугу, и справится ли тыл. И теперь, как и тогда, на это приходится ответить: и да, и нет. Если мы были правы в учете политического момента, если не переоценивали глубины разгрома белопольской армии и если утомление Красной Армии было не чрезмерным, то к задаче надо было приступить немедленно. В противном случае от операции, весьма возможно, нужно было бы отказаться совсем, так как было бы уже поздно подать руку помощи пролетариату Польши и окончательно обезвредить ту силу, которая совершила на нас предательское нападение. Неоднократно проверив все перечисленные сведения, было принято решение безостановочно продолжать операцию».

Итак, решение принималось исходя из двух факторов – политического и военного. И оценка военного фактора была объективна. Польская армия действительно находилась на грани катастрофы и по оценкам сторонних наблюдателей. Представитель французской военной миссии генерал Фори отмечал, что «в начале операции на Висле для всех военных специалистов судьба Польши казалась печальной. Причем не только стратегическое положение было безнадежным, но и в моральном отношении польские войска имели грозные симптомы, которые, казалось, должны были окончательно привести страну к гибели». Времени на передышку при прочих благоприятных условиях Польше давать было нельзя. Но оценка политического фактора была явно ошибочной. Как отмечал тот же Каменев, «теперь наступил тот момент, когда рабочий класс Польши уже действительно мог оказать Красной армии ту помощь… но протянутой руки пролетариата не оказалось. Вероятно, более мощные руки польской буржуазии эту руку куда-то запрятали».

Ну а если упростить проблему, то она обретала вид однозначной, суровой и грозной реальности. За сто тридцать лет отсутствия своей государственности, ликвидированной Пруссией, Австрией и Россией (за исключением короткого перерыва 1807–1814 гг., дарованного правлением Наполеона), за сто тридцать лет унижений, страданий, германизации поляков под пятой пруссаков и австрийцев, за сто тридцать лет пребывания в лоне Российской империи под властной рукой самодержавных православных монархов польский народ настрадался. Поляки – племя истово католическое, всегда державшееся шляхетских вольностей, республиканского общественного устройства, аристократических устоев. Никакими интернациональными баснями и сказками о Советской Польше и ее единстве с Советской Россией его было уже не обмануть. Хватало исторического опыта и сознания итогов единения Польши с Россией в качестве Царства Польского с 1814 по 1915 год. Тем более хватало, что сценарий этих басен написан был в советской Москве – т. е. в древней столице православной России (а даже не в новоявленном Санкт-Петербурге). А поляки хорошо помнили, что триста лет назад именно из первопрестольной столицы их предков с позором выгнало русское ополчение Минина и Пожарского после очередной, казалось, уже осуществившейся утопии единения России и Речи Посполитой под властью единого польского короля.

Тем не менее к началу августа положение Польши было критическим и близким к катастрофе. Все это произошло не только из-за быстрого отступления в Белоруссии, но и из-за ухудшения международного положения страны. Великобритания фактически перестала оказывать Польше военную и экономическую помощь, Германия и Чехословакия закрыли границы с Польшей, и единственным пунктом доставки грузов в республику остался Данциг. Впрочем, основные поставки и помощь осуществлялись не вышеперечисленными странами, а Францией и США, которые не прекращали свою деятельность. С приближением войск РККА к Варшаве оттуда началась эвакуация иностранных дипмиссий. Министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон специальной нотой на имя советского правительства от 12 июля 1920 года стремился удержать наступление советских войск. Керзон писал, что если наступление не будет приостановлено, то «британское правительство и его союзники сочтут себя обязанными помочь польской нации защищать свое существование всеми средствами, имеющимися в их распоряжении».

Между тем положение польских войск ухудшилось не только на белорусском, но и на украинском направлении, где вновь перешел в наступление Юго-Западный фронт под командованием Александра Егорова и члена Реввоенсовета Иосифа Сталина. Главной целью командования фронта являлся захват Львова, который защищали три пехотные дивизии 6-й польской армии и украинская армия под командованием М. О. Павленко. 14-я армия РККА вышла в Западную Малороссию, взяла город Проскуров 9 июля, а 12-го штурмом захватила Каменец-Подольский. Затем 25 июля Юго-Западный фронт начал Львовскую наступательную операцию. Однако овладеть Львовом красные не смогли. Мощный и длительный наступательный порыв, отставание тылов подточили силы Красной армии.

В конце июля – начале августа в советском руководстве разгорелась дискуссия, стоит ли наступать дальше. Глава военного ведомства Троцкий, лучше других представлявший истинное состояние Красной армии, предлагал остановиться на линии Керзона и заключить мир. В своих мемуарах он писал: «Были горячие надежды на восстание польских рабочих. У Ленина сложился твердый план: довести дело до конца, то есть вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть. Я застал в центре очень твердое настроение в пользу доведения войны „до конца“. Я решительно воспротивился этому. Поляки уже просили мира. Я считал, что мы достигли кульминационного пункта успехов, и если, не рассчитав сил, пройдем дальше, то можем пройти мимо уже одержанной победы – к поражению. После колоссального напряжения, которое позволило 4-й армии в пять недель пройти 650 километров, она могла двигаться вперед уже только силой инерции. Все висело на нервах, а это слишком тонкие нити. Одного крепкого толчка было достаточно, чтоб потрясти наш фронт и превратить совершенно неслыханный и беспримерный… наступательный порыв в катастрофическое отступление». Однако Ленин и почти все члены Политбюро отклонили предложение Троцкого о немедленном заключении мира. Западный фронт продолжал наступление на Варшаву, а Юго-Западный, возглавляемый Александром Егоровым, – на Львов.