Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России

Но, пожалуй, самым неприятным последствием был моральный эффект от провала операции. Улагаевский десант вначале породил надежду, что появилась или вот-вот появится возможность, так сказать, закрутить все по второму кругу. Снова поднять Юг России и уж теперь, не повторив «ошибок» Деникина, ударить по большевикам… Недаром Врангель, еще не добившись никаких особенных успехов на Кубани, поспешил восстановить старое, «деникинское» название правительства – «временное правительство Юга России». Это был чисто пропагандистский ход. Но, оказалось, рассчитывать было больше не на кого.

И вновь Каховский плацдарм стал объектом главного внимания штаба генерала Врангеля. В советской исторической литературе при описании боев за Каховский плацдарм принято было упирать на героизм красных бойцов. Между тем 51-я дивизия В. В. Блюхера за три месяца успела соорудить мощную оборону по стандартам Первой мировой, включая окопы, блиндажи и проволочные заграждения. Красные превосходили противника даже численно. Единственным козырем Витковского было новое оружие – грозное, маневренное, отлично зарекомендовавшее себя на полях сражений Первой Мировой…

Летом Тамбовщину поразила засуха, и урожая было собрано всего 12 млн пудов. Вместе с тем продразверстка не была уменьшена, а составила 11,5 млн пудов. Где было взять хлеб, чтобы прокормить ненасытную советскую власть и не умереть с голоду сотням тысяч крестьян? И тогда восстание на Тамбовщине получило новый толчок. Началось все 15 августа 1920 года. В селе Хитрово Тамбовского уезда местный комитет СТК разоружил продотряд. Следом 19 августа в селах – в Каменке Тамбовского уезда, в Туголуково Борисоглебского уезда – крестьяне отказались сдавать хлеб и при поддержке партизан уничтожили продотряды местных коммунистов и чекистов. В тот же день в селе Афанасьевке Тамбовского уезда произошло объединение нескольких мелких повстанческих групп, и восстание стало быстро распространяться на территории Тамбовского, Кирсановского, Борисоглебского, Моршанского и Козловского уездов Тамбовской губернии. Заволновались и соседние уезды Саратовской и Воронежской губерний. Повстанцы ликвидировали органы советской власти, уничтожали ее представителей и воинские гарнизоны, брали власть в свои руки.

Советская власть конвульсивно реагировала на происходящее. На заседании Тамбовского губкома РКП(б) 21 августа был создан чрезвычайный оперативный штаб. В губернии вводилось осадное положение. Однако контроль над развитием событий со стороны советской власти был уже утрачен. Хотя войска ЧОН Тамбовской губернии сумели нанести «мятежникам» ощутимые потери, восстание приобрело массовый и затяжной характер. Уже 30-го августа губком охарактеризовал положение как «чрезвычайно серьезное». Была проведена мобилизация коммунистов. Пятьсот человек перевели на казарменное положение. 31 августа председатель Тамбовского губисполкома А. Г. Шлихтер выступил во главе карательного отряда против мятежников, но потерпел поражение и бежал в Тамбов. Затем, в августе – сентябре, восставшие почти охватили Тамбов кольцом, находясь от него в 15–20 верстах. Их численность достигла примерно 4 тыс. бойцов и около десятка тысяч мужиков с вилами, косами, топорами и ружьями. Партизанская тактика «растворения в крестьянской среде» затрудняла действия карательных отрядов советской власти. В пяти уездах восставшими было создано до 900 сельских комитетов, избранных сходами, объединяемых волостными, уездными и, наконец, губернскими комитетами Союзов Трудового Крестьянства (СТК). Для борьбы с мелкими партиями красных крестьяне образовали «вохра» (внутреннюю охрану в количестве от 5 до 50 человек на село).

Мнение о том, что Сталин задержал передачу Первой Конной армии в состав Западного фронта, появилось почти сразу после Гражданской войны. Особенное распространение оно получило в 1960-е годы, в связи с развенчанием культа личности, как и утверждение, что именно эта задержка послужила причиной поражения Красной армии под Варшавой. Если второе отчасти верно, то первая часть утверждения более чем спорна. Вопрос с задержкой поворота Первой Конной на север был подробно разобран еще в 1920-е годы в работе «Гражданская война», написанной под редакцией Какурина и Вацетиса. Какурин, подробнейшим образом разобравший этот вопрос с опорой на документы, в итоге пришел к выводу, что реализовать окончательно принятое Главкомом 10–11 августа решение о переориентации Первой Конной и 12-й армий на север своевременно реализовать не удалось в первую очередь из-за трений в работе аппарата управления. «У многих участников Гражданской войны из-за малочисленности опубликованных исторических документов, относящихся к войне, осталось впечатление, будто бы командование Юго-Западного фронта отказалось от выполнения директивы главкома. На самом деле это не соответствует действительности. К тем недочетам, которые касаются исполнения этой директивы командюжем (А. И. Егоровым – Д. А. ), мы еще вернемся, но не они имели решающее для нас значение. В данном случае эту роль сыграла плохо еще в то время налаженная полевая служба штабов… Решение главкома из-за плохо работавшего аппарата управления не успело вовремя оказать своего решающего влияния на судьбы всей кампании на берегах Вислы», – писал историк.

Именно трения в работе аппарата управления и инерция, связанная с выводом Первой Конной из боев на львовском направлении, и предопределили ту роковую задержку, оказавшуюся решающей в кризисный момент, «соломинкой, сломавшей хребет верблюду».

Итак, только 20 августа Первая Конная армия начала движение на север. К моменту начала выступления Конармии из-под Львова войска Западного фронта уже начали неорганизованное отступление на восток. 19 августа поляки заняли Брест, 23-го – Белосток. В период с 22-го по 26 августа 4-я армия, 3-й конный корпус Гая, а также две дивизии из состава 15-й армии (всего около 40 тысяч человек) перешли германскую границу и были интернированы. В конце августа через Сокаль Первая Конная армия ударила в направлении Замостья и Грубешова, чтобы затем через Люблин выйти в тыл наступающей на север польской ударной группировке. Однако поляки выдвинули навстречу Первой Конной резервы Генштаба.

Еще в августе 1920 года возникла легенда, будто, если бы не было промедления в несколько дней при передаче Первой Конной армии Западному фронту, исход сражения за Варшаву мог бы быть совсем иным. Но эта версия рассыпается, если принять во внимание расчет времени, сил и средств противников. После окончания войны бывший командующий Юго-Западным фронтом Егоров писал по поводу передачи Конармии Западному фронту: «От района местонахождения 1-й Конной армии 10 августа до района сосредоточения польской ударной 4-й армии по воздушной линии около 240–250 км. Даже при условии движения без боев просто походным порядком Первая Конная армия могла пройти это расстояние, учитывая утомленность ее предшествующими боями, в лучшем случае не меньше чем в 8–9 дней, то есть могла выйти на линию реки Вепш лишь к 19–20 августа, и то этот расчет грешит преувеличением для данного частного случая. При этом в него необходимо внести еще и поправку за счет сопротивления противника. Возьмем за основание ту среднюю скорость движения, которую показала именно в такой обстановке Конная армия в 20-х числах августа в своем движении от Львова на Замостье, то есть 100 км за четыре дня. Исходя из этих цифр, надо думать, что раньше 21–23 августа Конная армия линии реки Вепш достигнуть никогда не сумела бы. Совершенно очевидно, что она безнадежно запаздывала и даже тылу польской ударной группы угрозой быть никак не могла. Это не значит, конечно, что сведения о движении Первой Конной армии 11 августа не повлияли бы на мероприятия польского командования. Но очень трудно допустить, чтобы одним из этих мероприятий оказалась бы отмена наступления 4-й армии. По пути своего движения Конная армия встречала бы, помимо польской конницы, 3-ю дивизию Легионеров на линии Замостья, у Люблина – отличную во всех отношениях 1-ю дивизию Легионеров, следовавшую к месту сосредоточения у Седлице по железной дороге. Польское командование могло без труда переадресовать и бросить на Буденного 18-ю пехотную дивизию, также перевозившуюся в эти дни по железной дороге из-под Львова через Люблин к Варшаве… Не забудем, что к вечеру 16-го противник мог сосредоточить в Ивангороде в резерве всю 2-ю дивизию Легионеров. Кроме того, надо же учесть и прочие части 3-й польской армии, обеспечивавшей сосредоточение 4-й армии юго-восточнее Люблина. В Красноставе к 15 августа сосредоточивалась 6-я украинская дивизия, у Холма – 7-я. Короче говоря, очень трудно, почти совершенно невозможно допустить, чтобы польское командование, игнорируя расчет времени, пространства и свои возможности, отказалось только под влиянием слухов о движении Конной армии в северо-западном направлении от массированного контрудара, решавшего судьбу Варшавы. Надо думать, что не пострадала бы особенно даже сама сила контрудара, ибо его начали бы непосредственно три дивизии (14-я, 16-я и 21-я) вместо четырех, как было на самом деле (если отбросить 1-ю дивизию Легионеров). Это ничего существенно не изменило бы, поскольку дивизии польской ударной группы, как писал Пилсудский, с началом наступления двигались почти без соприкосновения с противником, так как незначительные стычки в том или ином месте с какими-то небольшими группами, которые при малейшем столкновении с нами рассыпались и убегали, нельзя было называть сопротивлением».