Сергей Решетов - Гильотина для Фани. Невероятная история жизни и смерти Фани Каплан

Его спутница в шляпе с тёмной вуалью, была в длинном крепдешиновом шикарном платье и белых, по локоть, перчатках. В руках она держала кокетливый веер, который иногда открывала и лениво помахивала им. Всем окружающим должно было быть ясно – пара молодожёнов собирается провести медовый месяц в морском круизе. Два портовых грузчика тащили за ними огромные кожаные чемоданы, они загрузили их в специальный контейнер, который вместе с вещами других пассажиров под крики «майна» и «вира» курсировал на палубу и обратно.

У Адама был теперь новый британский паспорт и он говорил со своей спутницей на чистейшем английском языке. Их каюта «люкс» находилась на престижной верхней палубе, ближе к корме, между бассейном и теннисным кортом. Посадка закончилась быстро, поскольку пассажиров на этом рейсе было немного. Матросы втянули трап наверх, «Лаура» дала прощальный гудок и стала отшвартовываться от гостеприимного одесского причала. Адам стоял у борта, курил и смотрел на далёкие плавни, которые были на пару километров левее маршрута судна, но, разумеется, ничего там увидеть не мог.

В это время Дора с контрабандистами пробиралась сквозь эти плавни тихо и медленно, поскольку идти нужно было на вёслах до чистой воды. Два бородатых грека ловко и бесшумно орудовали вёслами, и когда кто-то из них поворачивался к Доре своим «пиратским» лицом, она думала: «За одно такое личико, без суда и следствия надо с ходу давать «десятку». Типичные «висельники». Было жутковато, но браунинг в заплечной кобуре немного согревал и успокаивал. Неожиданно они перестали грести, прислушались и жестами приказали Доре: «Ложись на дно».

Через несколько минут, совсем рядом с ними, по чистой воде прошёл сторожевой катер, за ним ещё два и уже следом – неповоротливый и громоздкий «Морской охотник». Греки удивлённо переглянулись и о чём-то быстро заговорили на своём гортанном языке. «Что-то пошло не так, – догадалась Дора, – и куда это направляется целая боевая эскадра? Немцев, как будто отсюда давно вышибли… Странно». Выждав, когда военные отойдут на приличное расстояние, греки снова взялись за вёсла, но гребли они теперь быстро и чётко, явно торопились и нервничали.

Дора видела вдали силуэт «Лауры», до чистой воды, когда можно будет включить двигатели, оставалось совсем немного. И тут Дору «осенило». Они шли за её Адамом. Она бесцеремонно сняла с шеи одного из «висельников» мощный, двадцатикратный цейссовский бинокль, и неотрывно следила за маленькой эскадрой. «Вот они делают крюк, – шептала она, – и идут прямо на «Лауру». Плавни закончились и греки опустили винты своих чудо-моторов в чистую воду. «Стоять, – резко приказала Дора, – назад, в плавни». Греки недовольно оттабанили катер ближе к плавням и явно враждебно и недовольно посматривали на свою странную пассажирку. Она видела в бинокль, как по трапу на корабль поднимаются военные и штатские люди.

Семёнов поднялся на борт первым, легко, как юноша спрыгнул на палубу и показал подошедшему капитану своё генеральское удостоверение. Следом поднялись вояки и группа Сироткина.

– Где пара молодожёнов? – спросил он у капитана.

Тот услужливо попросил их следовать за ним. Адам видел, конечно, эту кавалькаду катеров и понял, что плывут они «по его душу». Он переговорил со своей напарницей и, когда капитан постучал в дверь каюты и распахнул её перед генералом, все увидели застывшую в поцелуе парочку влюблённых. Семёнов по-хозяйски вошёл в каюту, перевернул, как всегда, стул, оседлал его и зааплодировал.

– Браво, господин Койфман, театр по вам плачет, а вы чем занимаетесь? Нехорошо.

Адам повернулся к Семёнову, посмотрел на часы. «Дора должна уже быть в нейтральных водах, – подумал он, – но время потянуть ещё нужно». Он на чистейшем английском потребовал переводчика и консула на борт, возмущался незаконным вторжением в свою личную жизнь, одним словом, «валял дурака», как только мог. Этим представлением он «убил» ещё минут двадцать и снова посмотрел на часы. «Вот теперь она точно в нейтральных водах».

Очень не понравилось генералу вся эта комедия, что-то в ней было не так. Он подозвал Сироткина и шепнул ему на ухо «Женщина». Сироткин подошёл к даме и на приличном английском попросил её снять шляпу с вуалью. «Смотри, а он и по ихнему лопочет», – мельком подумал генерал. Девушка в недоумении пожала плечами, отвернулась, сняла шляпу и поправила причёску. Потом повернулась к Семёнову лицом. (Эх, Семёнов, Семёнов!). Одного взгляда хватило генералу, чтобы понять – его опять обвели вокруг пальца, как мальчишку. Конечно, это была не Дора Шмидт. «У них был запасной канал отхода, – подумал он, – старый ты козёл, Семёнов!». Он отошёл к иллюминатору и открыл его. Не нужно было, чтобы подчинённые видели его обескураженную физиономию.

– Сироткин! Всем ждать на палубе, – приказал он. – Поздравляю, коллега, дело своё вы знаете, нужно быть справедливым.

Генерал вернулся и сел на свой стул.

– Да бросьте вы этот маскарад, Адам, к чему он теперь. Время вы выиграли, Дора наверняка уже где-то в нейтральных водах, или я что-то путаю?

Адам спокойно отклеил усики и присел напротив генерала.

– А давайте поторгуемся, Адам Койфман?

– С удовольствием, Владимир Иванович!

– Ваша осведомлённость делает вам честь, – сказал генерал, – мне бы к Сироткину парочку таких ребят, мы бы чудеса творили, – подумал он.

– В чём торг, товарищ генерал?

– Вы в каком звании сейчас?

– Майор, – ответил Адам.

– А у меня вы через год получите полковника.

– Спасибо, меня устраивает моё нынешнее звание. Давайте генерал на чистоту – вам ведь не Дора нужна, а плёнка, верно?

– Допустим.

– Вы угадали, она уже очень далеко отсюда и вам до неё не добраться.

– А если я предложу обменять её на вашу жизнь? Что вы на это скажете?

– Генерал, неужели вы пристрелите иностранца при свидетелях, прямо здесь, на корабле? – усмехнулся Адам.

– Нет, конечно, – ответил Семёнов, – вас ждёт камера, где сидят двадцать отпетых уголовников, представляете, какая вас ждёт весёлая ночь. Это только для начала, а потом вас будет судить советский суд, как известно, самый гуманный суд в мире, о приговоре, вы, конечно, догадываетесь.

– После чего, – подхватил Адам, вами займётся мой шеф и я вам не завидую.

– О! Сам Ицхак Харель! Я знаю, кто это, и совсем не боюсь потерять жизнь, я слишком давно живу на этом свете. Гораздо хуже потерять честь. Ладно, – генерал поднялся, – договорим на берегу, надеюсь всё-таки на ваше благоразумие. Сироткин! Уходим.

Дора видела, как по трапу спускаются военные и штатские люди и отчётливо увидела лицо Адама. Катера лихо развернулись и поплыли в сторону порта. Решение она приняла молниеносно: «Плывём назад, к нашему причалу», – крикнула она своим грекам. Конечно, они прекрасно понимали русский язык, она поняла это сразу по их реакции. Она была угрожающей. На ломаном, но вполне понятном языке они объяснили ей, что у них на борту ещё важный груз и они должны идти в Турцию и никуда возвращаться не намерены, а если «мадам» не согласна, то пусть вплавь добирается до берега.