Станислав Гагарин - Память крови

Заметив Евпатия, старик шагнул и остановился, из-под руки разглядывая тех, кто торопился к нему.

Еще с седла узнал Коловрат Верилу и теперь, обняв его и опустив голову на плечо, горестно спрашивал:

— Что же это, отец, а? Как все случилось? Где люди? Неужто навеки погибла Рязань и земля наша русская?

— Плачь, воевода, — сурово, недрогнувшим голосом сказал Верила. — Потом плакать будет нельзя, не для того мы ждали тебя, Евпатий. Нет больше Рязани, но будет она! Можно убить девять русских из десяти, но ежели сохранится русский дух в десятом, то вновь возродится наша Русь. Для того я и ждал тебя, Коловрат. И ты пришел. Да свершится возмездие!

С этими словами Верила отстранил от себя Коловрата и пристально глянул в глаза воеводы.

— Мои глаза сухи, отец, — сказал Евпатий. — Я готов умереть, но прежде умрут враги.

— Рязани нужна твоя жизнь, Коловрат.

— Рязани больше нет, отец. И только смерть моя может искупить то, что не был здесь со всеми в гибельный ее час!

— Рязань — это люди, Евпатий… Город можно построить новый. А людей мы спасли, мало, правда. В лесу рязанцы, на том берегу Оки. Вот он, — Верила кивнул в сторону мещеряка, — старейшина лесного племени, принял и укрыл наших. Там мы собираем всех, кто остался жив. Вот и сюда прибыли, в колокол бьем… Может, кто покажется, придет на наш зов. И тебя я ждал, Коловрат.

Евпатий хотел спросить про Чернаву, но тут же вспомнил: рядом его ратники. Им тоже ничего неизвестно о близких. Потому заговорил о другом, что все время тревожило:

— А как же князья? Юрий Ингваревич и его братья?

— Сложили головы, князья. Еще на Рясском поле.

— Все погибли?

— Князь Олег Красный, весь израненный, достался живым врагу. Бату-хан велел лечить князя, но князь не хотел: не ему, гордому, мириться с жизнью в полоне. На счастье, оказался приставленным к Олегу Красному один половец, бывший воин хана Куштума и мой побратим, вместе из заморской неволи бежали: он уговорил князя потерпеть и дал мне знать…

— И что? — нетерпеливо спросил Коловрат. — Я готов идти, чтоб выручить его!

— Не торопись, Коловрат. Князя Олега Красного отбили наши ратники. Он в лесном городке, ослабел от ран, но бог даст — поправится. Вон мой Иван, тот совсем почти здоров.

— Сотник жив?

— Живой, что ему сделается. Где твои люди, Коловрат, и большую ль подмогу привел с Чернигова?

Коловрат насупился.

— Люди рядом, в лесу на Проне. А людей князь Мстислав дал три сотни, ну и припасов еще.

— Маловато, — вздохнул Верила. — А припасы сгодятся… Посылай за воинами, Коловрат, пусть увидят, что сталося с Рязанью. И надо прибрать здесь все. Земля крепка, морозы в силе прибавили, не будет у нас времени на христианские могилы. Соберем все останки соплеменников наших и по древнему обычаю предадим их огню. Посылай за ратниками, Коловрат, и пойдем со мной вон туда, где мы жилье спроворили на время. Там и расскажу тебе все о твоих близких, что ведаю.

Весь остаток короткого зимнего дня и весь последующий день, который пришел на смену, ратники вместе с людьми Верилы и теми, кто откликнулся на зов колокола, убирали останки соотечественников со скорбной земли Рязанской.

К концу второго дня, когда Евпатий Коловрат, не отрываясь, глядел, как складывают заледенелые трупы на бревна-поленья огромного костра, сооруженного против Успенского собора, к нему подошел черниговский воевода Климук. Он кашлянул, чтоб привлечь внимание, помолчал, потом сказал:

— Дозволь мне повернуть, Коловрат. Поспешать надо в Чернигов.

— Что так, воевода? — усмехнулся Евпатий. — Ослабел духом, забоялся брани, не увидя еще врага?

— Не гневайся, Коловрат. Не боюсь ни брани, ни смерти, а только человек я князю своему Мстиславу подневольный. Ослушания позволить не могу, потому как и дом, и родина в Чернигове. Твоих князей больше нет, ты сам теперь голова всему. Мой князь наказал дочь его, княжну Евпраксию, вызволить. Ежели хочешь знать правду, то он меня с ратниками для этой цели и посылал. Теперь, когда знаю: нет молодой княжны в живых, буду поспешать домой. Дозволь мне повернуть в Чернигов, Коловрат.

— Понимаю тебя, Климук, — сказал Евпатий. — Понимаю тебя, потому и говорю: уходи! Мы останемся мстить за пролитую кровь рязанцев, а тебе вроде как нечего делать здесь. Так, что ли?

Климук молчал, опустив голову.

— Смотри! — закричал Коловрат. — Смотри, ты русский человек!

Коловрат протянул руку к страшной поленнице.

— Расскажи об этом Мстиславу, — тихо сказал он. — И уходи… Сейчас же уходи! Не то я передумаю и прикажу казнить тебя, как изменника. Одна у нас родина с тобой, воевода Климук, Русь Великая… Уходи!

Когда стемнело, облака исчезли, на небе загорелись звезды…

Обнажив головы, стояли оставшиеся в живых. Евпатий Коловрат вышел вперед, встал на колени, прощаясь с мертвыми, склонил голову до затоптанного снега. Затем он поднялся, повернулся к строю безмолвно застывших воинов, хотел сказать о том, что переполняло сердце, но слова не шли. Да и зачем они нужны были сейчас, слова…

Коловрат поднял вверх сжатый кулак и с силой разрубил им воздух.

— Зажигай! — хрипло выкрикнул он.

И вспыхнул костер.

Он горел всю ночь. Привлеченные заревом, двинулись к Рязани те, кто не услыхал колокольного зова. Они знали, что в Рязани гореть нечему, и ежели там затеплился огонь, значит, живы русские люди, и это они призывают всех уцелевших.

Тех, кто приходил в разоренный город на свет поминального огня, встречал ратник Медвежье Ухо с товарищами, оставленный здесь Верилой и Коловратом.

Сами они, Евпатий и старик, во главе отряда воинов и примкнувших рязанцев перешли застывшую Оку, скрылись в мещерском лесу.

На самой ранней заре христианства, во второй половине шестьдесят восьмого года от рождества Христова появилась первая книга Нового завета. Потом в каноническом Евангелии займет она последнее по порядку место и получит название Откровений Иоанна Богослова, или Апокалипсис.

Проходили годы. Постепенно прекратились гонения на ранних христиан, укреплялась новая религия. Тогда и причислили Иоанна Богослова к лику святых. Особо почитаем был он в Восточной Римской империи — Византии. А когда русские люди по приказу Владимира Красное Солнышко сбросили деревянных идолов с высокого киевского Подола в Днепр-реку и приняли христианство, иконы с изображением лика святого попали из Византии и на русскую землю. В честь иконы византийского письма, созданной в девятом веке и перенесенной на Русь, в рязанском селе Залесье был воздвигнут монастырь, его и назвали именем создателя Апокалипсиса.