Антонин Ладинский - Голубь над Понтом (сборник)

Губы логофета скривились в скептической ужимке.

– На поварню? Не думаю. Она расположена на другом конце двора, за кладезем святого Саввы… Странно, странно…

Однако Никифор спохватился, и разговор снова перешел на Олега.

– Итак, архонт находится на корабле?

– На корабле.

– И считает, что по козням киевского правителя?

– Я уверял его, что это не так.

В глазах евнуха вспыхнуло неудовольствие, перешедшее в гнев. Он вскипел и топнул ножкой в черном башмаке.

– Кто позволил тебе это? Глупец! Для тебя достаточно отговариваться незнанием. Остальное объяснят ему вышестоящие.

– Прости мое неразумие… – стал растерянно оправдываться спафарий.

У него уже не в первый раз в голове мелькнула мысль, что угодить сильным мира сего нелегко. Никогда не знаешь, что надо сказать – черное или белое.

Евнух смотрел теперь на него с явным презрением.

– Не следует совать свой нос туда, куда не положено, – выговаривал он.

– Понял ли ты меня?

– Понял, – смиренно поник головой Халкидоний.

– Ты знаешь язык руссов. Поэтому будешь состоять при архонте. Блюди этого человека как зеницу собственного ока. Тебе даже придется жить вместе с ним в доме, который ему отведет эпарх города, и получать некоторые суммы на содержание пленника. Часть этих денег отдавай ежедневно архонту для его личных нужд. Две или, скажем… три номисмы. Под расписку, конечно. Это необходимо для ведения правильной отчетности. Ты ответишь за каждый милиарисий. Он молод, этот архонт? Сколько ему лет?

Халкидония бросило в жар при мысли, что он не удосужился спросить у Олега, какого тот возраста. Но очертя голову ответил:

– Двадцать семь лет.

– Тем более. Значит, архонту понадобятся деньги и на развлечения. Не препятствуй ему в этом. А теперь ступай!

Спафарий бросился к логофету, чтобы прикоснуться к краю его длинной одежды из желтого шелка с золотой каймой внизу и облобызать сухонькую руку, если ему позволят сделать это. Евнух позволил, хотя и с брезгливой ужимкой.

Едва Халкидоний очутился за порогом, как услышал:

– Спафарий!

Он поспешно вернулся в палату и вопрошающе уставился на логофета, уже не ожидая для себя ничего хорошего. Но евнух неожиданно произнес скрипучим голосом:

– Забыл тебе сказать… За выполненное похвальным образом повеление василевс своевременно наградит тебя по заслугам.

В воображении Халкидония опять мелькнул плащ протоспафария. Сердце его возликовало. Он стал рассыпаться в благодарностях перед всесильным вельможей. Евнух, уже многие годы стоявший на вершине власти и осыпанный милостями и щедротами благочестивого, даже не понимал, что можно так неумеренно радоваться какой-нибудь незначительной награде. Немного презрительно, но не без удовольствия принимая эти выражения благодарности, евнух подталкивал спафария в огромную спину к выходу и приговаривал:

– Хорошо, хорошо…

Сжимая пальцы левой руки правою, Халкидоний еще раз низко поклонился на пороге и осторожно прикрыл дверь, чтобы стуком не обеспокоить логофета.

Только под вечер Олег очнулся и выглянул в оконце кормового помещения, где он лежал на тюфяке, прикрытом ветхим ковром. В голове у него звенело. Может быть, от этого странного вина, которое ему иногда давали пить. Князь увидел, что корабль стоит у каменного причала. Внизу черно-зеленая и мутная вода была загрязнена всякими нечистотами. На поверхности плавали куски дерева, сломанная плетеная кошница, несколько дохлых серебристых рыбешек, полупогруженный в воду разбитый глиняный сосуд. Но когда Олег поднял взоры к небесам, то перед ним предстала на золоте заката совершенная красота купола святой Софии. Он превышал своими размерами всякое человеческое представление о земных вещах. После русских дубрав и половецких полей это казалось сонным видением. За храмом возвышались другие церкви и множество мраморных зданий, среди которых вздымались черными свечами кипарисы.

По-видимому, никто не обращал внимания на это великолепие. Люди уже привыкли. На набережной слонялись и горланили песни какие-то неопрятные корабельщики, плевали в воду и даже мочились с мраморной пристани. По соседству приставал к берегу другой корабль. Его кормчий изрыгал ругательства, судя по выражению лица, и вдруг железный якорь плюхнулся в воду, подняв на мгновение сноп брызг.

В это время Олег увидел, что на пристани появился Халкидоний.

Так началась константинопольская жизнь Олега. Когда он выходил из своего дома, прохладного даже в полдневную жару, так как во внутреннем дворе днем и ночью шумел водомет, его неизменно сопровождал на прогулках Халкидоний, приставленный свыше к особе архонта, как знающий язык руссов, в качестве переводчика и соглядатая. Точнее говоря, спафарий знал болгарский язык. Но известно всем, что руссы и болгары отлично понимают друг друга и считаются братьями. Халкидоний еще не удостоился получить обещанную награду – звание протоспафария – и плелся за князем не всегда в хорошем настроении, возмущаясь до глубины души ничем не извинительной волокитой, царящей в государственных секретах. Обычно за ними следовали позади трое или четверо вооруженных служителей. Для большего почета, как объяснял Олегу спафарий, в действительности же для предотвращения побега или попытки освободить знатного пленника. Ведь Халкидоний отвечал за порученного его заботам Олега собственной головой. Спафарий заметался, выполняя причудливые желания молодого архонта или улаживая всякие неприятные истории, в которых тот был замешан. То князь с необъяснимым упрямством во что бы то ни стало хотел носить красные сапоги, хотя его предупреждали еще в день прибытия в Константинополь, что обувь такого цвета имеет право надевать на ромейской земле только царь; то он скакал, как безумный, на коне по Месе, вызывая восторг легкомысленных девиц и наводя ужас на степенных прохожих и торговцев. На прогулке, очутившись на улице, Олег останавливался на каждом шагу. Его внимание привлекали товары, разложенные на мраморных прилавках, – парчовые ткани, оружие с золотыми украшениями, сарацинские седла с красными шариками и бирюзой. Вдруг князю хотелось зайти в попавшуюся на пути церковь с мощами прославленного мученика. Иногда он, горделиво подбоченясь, не сводил взгляда с какой-нибудь красивой женщины в богатом одеянии.

– Кто эта жена? – спрашивал Олег, толкая локтем Халкидония.

– Откуда мне знать? – сердился спафарий. – Их тысячи в нашем городе.

Горожанка с улыбкой оборачивалась, догадываясь, что это на нее обратил благосклонное внимание красивый чужестранец в плаще непривычного покроя и парчовой шапке. В полной уверенности, что ее провожают взглядами, она делала свою походку соблазнительной, без всяких дурных помыслов, совершенно бескорыстно.