Антонин Ладинский - Голубь над Понтом (сборник)

– Стоит в сенях.

Предатель похлопал Василька по плечу.

– Ты посиди тут немного, а я пойду позову его.

Давид поспешно вышел вон. Как только он перешагнул через порог, отроки по его приказу заперли дверь. Когда Василько убедился в этом, то не знал, что ему и думать. Напрасно князь стучал в дубовые створки, дверь не отпиралась. Оконца оказались слишком малыми, чтобы пролезть в них крупному человеку. Князь стал кричать, в надежде, что его голос услышат теребовльские отроки, приехавшие с ним. Но в горницу уже вбежали Святополковы конюхи, схватили несчастного князя и заковали его в железа. Меча у него не оказалось под рукою: он оставил оружие в сенях, чтобы удобнее сесть за стол.

Наутро Святополк созвал чуть свет своих бояр и других советников и рассказал им все, о чем узнал от Давида Игоревича.

– Брата моего злодейски убили, а теперь и на меня замышляют, – закончил он свою речь.

Склонив головы и перебирая пальцами шелковистые бороды, сидевшие на совете бояре думали. Потом один из них, самый старый и важный, сказал под устремленными на него со всех сторон взглядами:

– Если князь Давид сказал правду, то следует, конечно, наказать Василька за его злоумышление. А если солгал, то пусть сам Давид примет наказание от бога и отвечает перед ним на страшном судилище…

Участвовавшие в совете игумены стали просить за теребовльского князя. Смягчившись, Святополк ответил им:

– Это Давид Игоревич все замыслил.

Узнав о том, что происходило на совещании, Давид стал подговаривать Святополка на ослепление Василька. Царский патрикий рассказал ему, что так часто поступают в Греческой земле, чтобы избежать пролития христианской крови. Святополк долго не соглашался и хотел отпустить Василька. Однако Давид не позволил ему поступить так, опасаясь Ростиславичей, и в ту же ночь, тайно, под покровом темноты. Василька повезли на телеге в Белгород, древний город, расположенный от Киева в двадцати поприщах. По приезде туда князя стащили с повозки и повели в небольшую горницу. Сидя там, Василько рассмотрел торчина, точившего нож у печки, и понял, что его ждет. Он возопил с великим плачем, когда увидел, как в избу вошли другие палачи – Сновид, конюх Святополка, и Дмитр, конюх Давида, доверенные люди князей. Они начали расстилать на полу ковер, потом схватили князя и пытались повалить его, но Василько так яростно защищался, что злодеи не могли справиться с ним и позвали на помощь других людей. Пришли еще конюхи, связали сопротивлявшегося изо всех сил князя, бросили на ковер и, сняв с печки доску, положили ему на грудь. На ее концы уселись Сновид и Дмитр, но не в состоянии были удержать бившегося на полу князя. В предвидении того страшного, что ожидало его, он напрягал железные мышцы: он не хотел лишиться зрения, божественного дара небес. Конюхи сняли тогда еще одну печную доску и так сильно придавили грудь князю, что у него затрещали кости. И вот торчин по имени Берендей, овчар Святополка, приступил к Васильку с ножом в руках. Он намеревался ударить его в зеницу и вынуть внутреннюю частицу ока, но промахнулся и только поранил князю щеку. Этот рубец остался на лице у слепца до конца его дней. Вторым ударом Берендей выколол правый глаз, а третьим – левый. Васильке потерял сознание и лежал как мертвец, и белая рубаха его вся была залита кровью. Мучители подняли князя вместе с ковром, положили на телегу и повезли во Владимир-на-Волыни, где тогда княжил Давид Игоревич. Когда повозка переехала реку по Воздвиженскому мосту, конюхи свернули на городское торжище и остановились там на дворе у местного священника. Они стащили с князя окровавленную рубашку и отдали постирать попадье. Добрая женщина сделала так, как ей сказали, оплакивая молодого князя, как мертвого. Он очнулся, услышав плач, и спросил:

– Где я?

– В городе Воздвиженске, – ответила сквозь слезы попадья.

Васильке попросил, чтобы ему дали напиться. Кто-то принес немного воды в деревянном ковше. Князь сделал несколько глотков и окончательно пришел в себя. Он заплакал, укоряя бога и людей:

– Зачем вы сняли с меня кровавую рубаху? Лучше бы я смерть принял в ней…

Пришли Давидовы отроки, опять положили князя на повозку, и она загрохотала по неровному пути. Стоял мороз, и комья земли на дороге сделались как каменья, поэтому телега колыхалась, как корабль, и это причиняло ослепленному невыразимые страдания.

Во Владимир приехали только на шестой день. Явился в свой город и торжествовавший Давид, точно он собрал богатую жатву в житницы. Несчастного Василька поселили на дворе у некоего Вакея, приставив стеречь его тридцать человек и двух княжеских отроков. Их звали Улан и Колча.

Все это священник Василий описал со слов Василька, но писатель и сам был наделен острым зрением и, например, не забыл упомянуть о замерзших комьях земли на дороге. Когда о случившемся узнал от него Мономах, то не мог сдержать слез и сказал, закрывая руками лицо:

– Такого злодеяния никогда еще не было на Руси, ни при дедах наших, ни при отцах. Брат ослепил брата!

Владимир тотчас послал вестников к Олегу и Давиду Святославичам с такими словами:

– Нашего брата ослепили. Смотрите, что сотворил Игоревич. Поэтому приходите скорее в Городец. Нельзя оставить такое зло без наказания. Если мы будем губить друг друга, то Русская земля пропадет от иноплеменных.

Давид Святославич весьма опечалился. Вместе с братом, собрав воинов, поспешил он к Мономаху, чтобы общими силами наказать Святополка и Игоревича. Владимир Мономах стоял со своей дружиной в дубраве, когда князья нашли его. По совещании все трое отправили своих мужей в Киев. Послы укоряли великого князя:

– Как ты решился на такое злодеяние и посмел ослепить своего брата! Если опасался ты князя Василька, то надлежало тебе обвинить его перед другими князьями и сперва судить, а потом уж наказывать, только после доказательства вины. Но хоть теперь скажи нам, в чем ты считаешь его виновным?

Святополк, мрачный, как ночь, заявил:

– Я узнал от Давида Игоревича, что это по наущению Василька убили моего брата Ярополка и что он и меня замыслил убить, желая завладеть моими областями.

– Какими областями?

– Хотел захватить Туров, Пинск и Берестье. Всю область Погорину, что лежит на реке Горынь. Что он целовал крест с Мономахом, чтобы тому сесть в Киеве, а Васильку – на Волыни. Поневоле мне пришлось подумать о том, как уберечь себя. Но ведь не я ослепил князя, а Давид Игоревич.

Мужи, посланные Владимиром и Святославичами, возразили ему:

– Не говори так. И не сваливай всю вину на одного Давида. Ведь Василько был схвачен и ослеплен не в Давидовом городе, а в твоем.

Сказав великому князю все, что им поручили, послы удалились.