Михаил Волконский - Жанна де Ламотт

Первым все же стал выказывать беспокойство Люсли. Он достал кошелек, перебрал все находившиеся там золотые, достал бумажник и пересчитал находящиеся там деньги.

Всего у него было тысяча восемьсот восемь рублей в кармане – цифра, особенно оставшаяся в памяти у него, потому что она случайно совпала с цифрой года, в котором все это происходило, и он шел до этой цифры. Но вот его конкурент дал тысячу восемьсот двадцать пять рублей, и Люсли вынужден был отстать.

Он был бледным, как полотно, и сильно взволнован, когда аукционист, ударив по столу молотком, громогласно заявил:

– Тысяча восемьсот двадцать пять третий раз!.. – и, затем, обращаясь к усатому человеку, добавил: – За вами!..

Люсли сжал кулаки, стиснул зубы и, топнув ногой в досаде, пошел к двери, показывая этим, что только и интересовался на аукционе латинским молитвенником и не желает больше оставаться, так как не хочет покупать ничего.

Он выскочил на крыльцо в таком виде, как будто готов был упасть в обморок, – настолько поражен он был своей неудачей.

На свежем воздухе Люсли вздохнул немного свободнее и остановился, вбирая в себя этот воздух и вместе с тем, как бы обдумывая, что ему теперь делать.

Пока он так стоял на крыльце, появился и его более счастливый конкурент, который тоже приходил, видно, на аукцион за молитвенником и, приобретя его, вполне удовлетворился и теперь уходил домой.

– Скажите, пожалуйста, – обратился к нему Люсли, – почему вы так набавляли цену на молитвенник?..

Усатый человек поглядел на него, прищурясь, и принял такой гордый вид, который совершенно не соответствовал ни потертому гороховому костюму, ни его взъерошенным усам.

Люсли увидел, что с этим человеком нельзя было обращаться бесцеремонно, и поэтому поспешил назвать себя и спросил, в свою очередь, с кем имеет честь?

Тогда его конкурент галантно расшаркался (на ногах его вместо сапог было нечто вроде спальных туфлей) и, сняв картуз, проговорил:

– Я наречен при крещении Орестом, а фамилия моя Беспалов!.. Чем могу служить вам?

– Мне хочется узнать, почему вы так набавляли цену на молитвенник?

Орест Беспалов поставил усы ежом, задумался и пожевал губами, а потом спросил:

– Вы в карты когда-нибудь играли?

Люсли удивился этому неожиданному вопросу, но все-таки ответил:

– Играл!

– Ну так должны знать, что такое фунт! С географией вы тоже, вероятно, знакомы?

– Ну!..

– Ну, значит, знаете, что такое Азия? А все вместе – выйдет фантазия… Поняли?

– Ничего не понял! – сказал Люсли.

– Странно! – сказал Орест. – А между тем все так просто, как «добрый день», как говорят французы! Такова была моя фантазия, чтобы набавлять за молитвенник цену.

– И вы бы мне не уступили ни за что?

– Ни за что!

– И только из-за фантазии?

– Только из-за фантазии.

– Но, может быть, теперь, когда ваша фантазия, так сказать, удовлетворена, проговорил Люсли, – вы согласитесь перепродать этот молитвенник?

Орест покачал головою и, подняв палец, помотал им в воздухе.

– Никогда!

– Почему же это?

– Это – наша государственная тайна…

– Ваша? Значит, не вы один знаете ее, а и еще кто-то?

– Почему вы так думаете?

– Да потому что вы иначе бы сказали не «наша», а «моя…»

Орест нахмурил брови и строго произнес:

– Во-первых, я должен вам, досточтимый джентльмен, заметить, что Орест Беспалов имеет обыкновение говорить про себя часто во множественном числе, хотя и признает, что он – единственный в мире, что и доказано несомненными данными, а во-вторых, в данном случае вы совершенно правы: это государственная тайна не моя, а другого лица… И тут еще есть третье лицо… Замечаете мое красноречие?..

Люсли подумал и вдруг предложил Оресту:

– Не хотите ли пойти позавтракать?

– Вы хотите угостить меня или хотите, чтобы я угостил вас? – спросил Орест.

– Нет, отчего же?.. Я с удовольствием поставлю вам бутылку вина.

– Не пью! – пожал плечами Орест.

– Не пьете, вы?

– Ну да. Вина не пью!..

– А что же?

– Только водку! Всем другим пренебрегаю: кислятина!

– Отлично. Я угощу вас водкой.

– Покорно благодарю, с удовольствием! Сейчас видно, что вы – человек воспитанный, а с таким я всегда охотно вступаю в общение. Это ваша колесница? – показал Орест на карету Люсли.

– Моя, – ответил тот, – не угодно ли вам сесть?…

– С восхищением!.. – И Орест ловко вскочил по подножке в экипаж с таким видом, словно кататься в каретах для него было дело привычное.

Люсли, одетый франтом, сообразил, что ему неудобно будет показаться в хорошем ресторане вместе с таким по виду невзрачным товарищем, каков был этот Орест Беспалов, и велел кучеру своей кареты остановиться у трактира средней руки, где, по правде сказать, редко останавливались кареты.

Зато их и встретили с поклонами и провели не в общий зал, а в отдельную комнату, предназначенную для почетных посетителей.

– Так что же заказать? – обратился Люсли к Беспалову.

– Вина и фруктов! – сказал тот.

– Но ведь вы вина не пьете?!

– О святая простота! – улыбнулся Орест.

– Под вином подразумевается водка, а под фруктами – огурцы!

– Значит, водки и закуски?

– Вот именно.

Люсли распорядился.

Видно, он был очень заинтересован молитвенником, купленным Беспаловым на аукционе, что не погнушался познакомиться с этим не только по облику подозрительным субъектом, но и по разговору тоже, но и отправился с ним вместе в трактир…

Не могло быть сомнения, что Беспалов купил молитвенник не для себя, – откуда ему было взять тысячу восемьсот двадцать пять рублей? Но странным казалось, что кто-то мог ему доверить такую сумму?

Все это Люсли надеялся выяснить.

Поэтому, когда принесли водку и закуску, он сначала дал Оресту выпить хорошенько, а после этого принялся его расспрашивать.

Сам-то он знал, почему можно было дать такие большие деньги за молитвенник, и его интересовало, известно ли это самое Беспалову или тому, кто ему дал это поручение?

– Итак, вы купили молитвенник на том основании, что это – ваша государственная тайна? – начал Люсли, когда Орест опрокинул три рюмки водки, причем первую закусил кусочком черного хлеба с солью, а после второй и третьей только понюхал корочку.

– Да-с, это – тайна, так сказать, впрочем, не такая уж и сокровенная, – заявил Беспалов, заметно подобрев после выпитой водки.

– В чем же тут дело? – подзадорил его Люсли.

– А дело тут в том, что оный молитвенник составляет до некоторой степени семейную реликвию…

– Вашу?

– Нет, не мою, но лица, мною покровительствуемого…

– Вы кого-нибудь покровительствуете?

– То есть, положим, это выражение не совсем подходящее, потому что правильнее мы с ним просто в отличных, даже дружеских отношениях…