Свен Дельбланк - Пасторский сюртук

— Вообще-то можно сказать, что это обман. — Герман в задумчивости стоял подле одной из конных статуй. В белых очертаниях всадника угадывался прообраз, человек явно весьма корпулентный, с лицом рассеянного сибарита. Переднюю сторону цоколя украшал греческий герой, повергающий эриманфского вепря, а боковые — северные варвары-пленники в позах бессильной ярости. Длинный Ганс, сцепив руки за спиной и склонив голову набок, благоговейно стал обок друга. По опыту он знал, что Герману необходима публика. Сам он не мог обнаружить ничего особенного ни в гипсовом всаднике, ни в его лошади, но Герман, как всякий искушенный проповедник, умел свить кокон путаной меланхолической философии и вокруг куда более тривиальных вещей, чем конная статуя.

— Как вы сказали? Что за обман? — послушно переспросил Ганс.

Воинственный всадник неподвижно, разиня рот таращил пустые глаза. Казалось, он изо всех сил тщится навострить слух, чтобы разобрать, о чем говорят внизу двое приятелей.

— Нет, надо же, каков обман! Ты разве не видишь, кто это?

— Да вроде как помесь першерона с восточнопрусской породой. В холке низкая. Бабки припухшие. Чудно маленько на вид.

— Я имею в виду всадника, дуралей!

— A-а. Поди, генералов родич?

— Брат его деда, Ахат фон Притвиц, который командовал прорывом при Фербеллине {24} 24 …командовал прорывом при Фербеллине. — Фербеллин — городок недалеко от Потсдама; в 1675 г. Великий курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм одержал там победу над шведами. . Крупная фигура в нашей истории, храбрый военачальник, окропивший свой меч кровью готов и вандалов, наш Эпаминонд при Левктрах {25} 25 …Эпаминонд при Левктрах… — Эпаминонд — фиванский полководец, нанесший спартанцам при Левктрах (371 до н. э.) поражение, которым уничтожил гегемонию Спарты в Греции. , правая рука Великого курфюрста.

— Выходит, настоящий герой? — Длинный Ганс всматривался во всадника с тем непременным интересом, с каким путешественники разглядывают совершенно заурядный травянистый холм, который якобы скрывает развалины древней Трои.

— Да нет же! Вот именно что не герой! — торжествующе вскричал Герман. — Этакий обман! Фербеллин — никакая не победа, а всего-навсего маленькая сумбурная стычка. Шведы не отступили, они просто заблудились спьяну, а Врангель {26} 26 Врангель, Карл Густав, граф (1613–1676) — шведский военачальник, фельдмаршал. , когда протрезвел, счел за благо объяснить свою ошибку оборонительной тактикой. И странное дело: понимаешь, я точно знаю, что было именно так, а все равно, как последний дурак, с бьющимся сердцем читаю высокопарные военные реляции… И этот, на коне, по правде никакой не полководец. Он наверняка был наихудшим из генералов, что когда-либо посылали солдат на смерть. А этим сказано немало.

Длинный Ганс взъерошил свои космы.

— Чудн о .

— Что ж тут чудн о го?

— Чтоб христианина этак звали. Эпами… Эпамо… Вроде так?

— Дуралей!

— Да, пастор.

— Плевать, как его зовут. Никакой он был не генерал, пойми ты.

— Ясно. А одежа у него все ж таки генеральская.

— В том-то и обман! Ахат фон Притвиц по-настоящему вовсе не был военным. Это родня заставила его набрать полк.

— Ахат? А мне послышалось, будто вы, пастор, сказали…

— Замечательный был человек! А ты что, не можешь помолчать, когда я говорю?

— Могу, конечно.

— На самом деле Ахат фон Притвиц был анатом, понимаешь? Он написал трактат о лигатурах, который медики ценят очень высоко. Переписывался с великим Гарвеем {27} 27 Гарвей, (Харви) Уильям (1578–1657) — английский врач; придворный медик короля Иакова I, основатель современной физиологии и эмбриологии; описал большой и малый круги кровообращения. . Покупал трупы нищих стариков и кромсал их вдоль и поперек…

— Тьфу! Гадость какая!

— Тебе не понять. Это наука, называется анатомия.

Длинный Ганс задумчиво ощупывал задние копыта коня.

— Еще не легче! Не дай Бог, и генерал возьмется за анатомию. Чего только господа не придумают! А кобыла все ж таки чудно выглядит. Притвицы-то вроде хороших лошадей держат, а?

— Ганс!

— Молчу как рыба!

— У Ахата фон Притвица был драгунский полк под началом подполковника. Расход бессмысленный, но неизбежный, необходимый для поддержания фамильной репутации. Сам Ахат поворотился к Марсу спиной и чтил Эскулапа. Но курфюрст затеял воевать со шведами, и Ахат хочешь не хочешь отправился на войну.

— А освобождение он не мог получить?

— Дело еще кое-как шло, пока не было форменных баталий. Подполковник муштровал полк, Ахат же следовал за армией в большой дорожной карете, которую набил книгами, инструментами и солдатскими трупами. На крыше кареты под брезентом лежал большой тюк, и в летнюю жару пахло от него весьма скверно. А однажды случилось нечто ужасное. Веревка на крыше лопнула, как раз когда мимо скакал курфюрст, — и на дорогу вывалились сто двадцать четыре правые руки.

— Господи помилуй! А левые куда девались?

— Не знаю.

— Зачем же рассказывать, коли не знаешь, что случилось?

— Нет, ты невозможный человек. Я рассказываю не для тебя, а для себя самого, чтобы уразуметь. Не могу просто думать, в сон кидает. Я думаю языком, ясно?

— A-а, ну да, ну да.

— Дуралей! Меня интересует Ахат, пойми ты наконец. И рассказывать про Ахата фон Притвица поучительно для меня самого.

— Значит, вы бы и стенке могли рассказывать?

— Правильно. Но ведь и тебе, наверно, не совсем уж неинтересно послушать мой рассказ?

— А то! Поневоле буду теперь целыми днями ломать себе голову, куда подевались эти руки. Вы, пастор, рассказываете, вроде как Эгон чинит башенные часы — остаются лишние винтики.

— Будешь ты слушать или нет?

— Да я с удовольствием, только разве у нас есть время сидеть тут и разглагольствовать? Генерал ждет.

— Плевать на генерала. На чем я остановился?

— На правых руках.

— Ну да. Так вот, курфюрст сильно осерчал на это происшествие. Призвал Ахата к себе, и тот приковылял в штабную палатку как был, в окровавленном фартуке и в очках на кончике носа. Притвиц! Вы офицер или фельдшер?! Ахат смекнул, что вопрос риторический, и потому благоразумно смолчал. Отныне вы сами примете командование своим полком! Вспомните наконец об имени, недостойным носителем коего вы являетесь! Слушаюсь, Ваше высочество. В тот же вечер армия подошла к Фербеллину. Намечалась баталия. Ахат был совершенно не в себе.

— Бедняга! А рук этих он, поди, больше не видал?

— Ночь перед сражением он провел без сна. Вообще-то он больше всего боялся сесть на коня. Но сбежать было никак невозможно. Когда войска построились в боевые порядки, он с помощью четверых драгунов взгромоздился на лошадь.