Василий Ян - На крыльях мужества

— А где же будут кони? — послышались голоса.

— Кони будут стоять за спиной, привязанные за повод к поясу. В самом центре надо поставить самых опытных лучников, чтобы при атаке они сбивали монголов ударами в глаз и в горло. Когда же монголы откатятся, то мы ни в коем случае не должны их преследовать. Ряды останутся на месте. Монголы будут нападать на нас несколько раз и снова откатываться, а наши воины будут по-прежнему стоять неподвижно, вызывая удивление врага. Таким образом, наши кони останутся бодрыми и свежими, а кони монголов к концу дня вымотаются. Сбоку будут стоять барабанщики, ожидая моего приказа. И вот, когда я увижу, что монголы уже устали, что их кони измучены, я прикажу ударить в барабаны. Тогда все наши молодцы сядут на коней и бросятся преследовать этих злобных кяфиров. Сверкающие планеты благоприятствуют и сбросят нам на руки давно желанную победу. За смелым следует удача!.. Клянусь вам памятью Искендера Великого, завтра мы вдребезги разобьем монголов!

— Не знаешь ли ты, бадавлет, кто начальствует над монголами?

— Мои дозорные поймали одного заблудившегося монгола, и тот рассказал, что их ведет родственник самого Чингисхана — Шики-Хуту-Ху, раньше бывший судьей и палачом. Его и послал Чингисхан, чтобы он казнил всех нас, дерзких противников монгольского вторжения.

Джелаль-эд-Дину не спалось. Он ходил по лагерю, разговаривал с воинами, сидевшими у костров и кормившими коней, объяснял им план намеченной битвы.

Из-за гор поднялась круглая луна и озарила серебристым светом всю долину. Один за другим потухали костры, замолкали речи. Величественный покой своими легкими крыльями навевал сон на глаза лежащих хорезмийцев, и глубокая тишина воцарилась по всей долине.

Только изредка с горных вершин доносился тягучий вой голодного волка или визгливый плач шакалов. Нельзя было решить, звери ли это подают друг другу вести, предчувствуя скорый кровавый пир, или это перекликаются подползающие монгольские лазутчики.

Джелаль-эд-Дин сидел на коврике близ своего небольшого походного шатра. Тяжелые думы его охватывали, сомнение боролось с уверенностью, что завтрашняя битва принесет поражение высокомерным врагам, что, наконец, он сумеет перебить им хребты и показать всем братьям, что косматых монголов можно так же успешно побивать копьем и стрелами, как до сих пор смелые хорезмийцы побивали свирепых кабанов или могучих тигров.

Он опустил усталую голову на руку, сон дымным облаком закрыл ему глаза, и вдруг он очнулся от шороха.

Впереди, на краю коврика, сидела маленькая фигурка в черной одежде… Глубокие морщины прорезали ее лицо. Это была старушка с сумкой в руках.

— Кто ты? Дух ночи или выходец из могилы? И что тебе здесь надо?

— Ты мне обещал дать свободу, и я ее получила. Но я умоляла тебя еще о великом счастье быть у твоих ног и тебе помогать. Ты умчался и не подумал обо мне.

— Я помню все, но это я говорил девушке, благоуханному цветку ранней весны. Вероятно, ты ее бабушка и мне о ней расскажешь?

— Нет, я Бент-Занкиджа!.. Чтобы разыскать тебя, я нарисовала на лице морщины, я подобрала посох, оделась нищенкой и пошла, согнувшись, по дорогам. Моя кажущаяся старость защитила меня от злых людей. На меня налетали монголы, но, махнув рукой, оставляли в покое. Ты можешь отослать меня прочь, и тогда я брошусь на кинжал, благодаря небо, что еще один раз увидела твое светлое лицо!

Джелаль-эд-Дин взял кувшин с водой и поставил его перед девушкой. Он вошел в шатер и вынес оттуда сверкающее ожерелье и красивое шелковое платье с цветными узорами.

— Меня здесь хотят женить, и друзья прислали подарки. Сбрось с себя нищенские лохмотья и надень этот праздничный наряд. Смой все свои морщины — тебе больше не придется чего-либо опасаться.

Девушка положила перед Джелаль-эд-Дином ковровую сумку и сказала:

— Здесь две книги: одна — жизнь Искендера Двурогого. Не знаю, сохранил ли ты в своих скитаниях ту, что я тебе написала. Вторая книга еще чистая: в ней я буду отмечать победный полет смелого молодого орла!..

Бент-Занкиджа взяла кувшин и цветное платье и отошла за шатер. Она вернулась и теперь стояла перед Джелаль-эд-Дином, озаренная луной, юная, стройная и радостная, как взмахнувшая крыльями чайка.

Девушка подняла руки над головой и, глядя на небо, где рассыпались мигающие звезды, говорила:

— В твоих руках я вижу поводья, управляющие бегом счастливых планет. Верь в удачу всего, что будешь предпринимать, верь в свое сверкающее будущее.

Джелаль-эд-Дин вскочил и схватил Бент-Занкиджу за ее маленькие руки.

— Ты чудесная лунная пери [31] Пери — добрая фея, ограждающая от «злых духов». , посланная мне судьбою. С тобой счастье меня не покинет.

— Сегодня необычайный день моей жизни! — прошептала Бент-Занкиджа. — Сегодня цветок счастья осыпал меня своими лепестками.

За ночь Перванская долина закуталась облаками тумана. Другого конца ее не было видно, но оттуда уже слышался вой, звуки труб и крики, переходящие в визг: «Кю-ур! Кю-ур! Кю-ур!» («Бей! Бей!»).

Солнце медленно поднималось из-за гор, и слабый ветер тихо унес молочно-белые клочки тумана.

В глубине долины показались монголы. Они собрались там огромной толпой. Слышались звон оружия, ржание коней. Отдельные всадники проносились по равнине, делая круги, и возвращались обратно.

Хорезмийцы уже были наготове. Они стояли тихими, безмолвными рядами, растянувшись между выступающими горными отрогами. Султан Джелаль-эд-Дин слегка перестроил боевую линию воинов, поставив впереди их сотню отборных джигитов. Он прибавил к ним около двухсот палванов [32] Палван — силач. с тяжелыми топорами на длинных рукоятках. Сюда же явилось много лучников; у них были длинные, в рост человека, луки, а в их колчанах острые, закаленные стрелы.

Монголы зашевелились и вдруг понеслись вперед сплошной лавиной с отчаянными криками: «Кю-ур! Кю-ур!»

Опережая один другого, они скакали во весь дух, направляя главный удар на середину боевой линии хорезмийцев. Не уменьшая бега, обрушились на стоявших впереди отборных джигитов и палванов и пронеслись дальше. Все перемешалось. Стрелки и палваны делали свое дело: они дробили черепа монгольских богатырей и их коней ударами своих тяжелых топоров. Стрелы метко попадали в лица нападающих, пробивали глаза коням, отчего те, обезумев от боли, неслись в сторону, натыкаясь на своих же. Другие монгольские части налетали на боковые ряды стоящих хорезмийцев и получали от них такой же решительный отпор…

Вдруг позади монгольского отряда стал раздаваться протяжный звон бронзовых щитов, призывающий к отступлению. Услыхав это приказание, монголы все разом повернули своих коней и понеслись обратно. Но хорезмийцы, помня строгий приказ султана Джелаль-эд-Дина, не стали их преследовать.