Юрий Андреев - Багряная летопись

— Да, все волновались, — улыбнулся Яковский.

— Ну, ну, — торопил Фрунзе.

— Прошли мы две комнаты, и она показала нам на дверь — в третью. Входим, не знаем, куда глядеть. Вдруг слышим ласковый такой, быстрый голос: «Здравствуйте, товарищи фронтовики! Проходите, присаживайтесь!» Глядим — Ленин! Сидит за письменным столом, вокруг всюду шкафы с книгами. Ну, отрапортовал я по всей форме, вручаю пакет. Отрезал Ленин краешек, вынул бумагу, карту, стал читать — быстро так, а сам приговаривает: «Гм-гм… так-так. Интересно, очень интересно!»

— Так и сказал? — встрепенулся Фрунзе.

— Убей меня бог, честное партейное слово. Так и сказал: «Интересно, очень интересно». Потом спрашивает: «Как здоровье товарища Фрунзе?» — «Ничего, здоровый, — говорю. — Зарядку каждое утро делает и нам велит». — «А Колчак-то наступает?» — спрашивает. «Скоро будет отступать», — отвечаю. «Почему так думаете?» — «Настроение, — говорю, — в частях боевое, белых уже от Уральска гоняли, командарм у нас воевать умеет». — «Умеет?» — «Умеет», — говорю. Ну, стал он спрашивать, как это получилось, что мы белых от Уральска погнали, спросил, как бойцы обмундированы, как снаряжены. Ну а вы, товарищ, сами откуда, спрашивает. Выговор у вас среднерусский. Так точно, говорю, из Иваново-Вознесенска. Иваново-вознесенцы-то, говорит, должны на Восточном фронте воевать особенно хорошо: ведь Колчак закрывает нам дорогу к туркестанскому хлопку. А это значит, что ваши фабрики едва-едва теплятся, что жены и дети ваши живут впроголодь. Так? Все правильно, Владимир Ильич, отвечаю. Ткачи все так и понимают. Ну, потом с удовольствием узнал, что товарищи Яковский и Осьминин — бывшие офицеры — не за страх, а за совесть бьют беляков, что им, значит, вы полностью доверяете.

— Ну, а еще о чем разговор был? — с нетерпением выпытывал Фрунзе.

— Еще спрашивал нас, — начал вспоминать Яковский, — как встречает красных крестьянская масса, когда мы приходим после белых. Какие у нас недостатки? В чем больше всего нуждаемся? В общем, всех расшевелил. Перестали робеть, разговорились. Рассказывали все, что знали. А Владимир Ильич делал пометки в блокноте. А не было таких случаев, спрашивает, чтобы бойцы ослушались, не выполняли приказов? Ну, не хотели бы наступать, идти в разведку или в бой?

— Так! Так!

— Тогда мы объяснили, — снова вмешался Загораев, — что до вашего приезда были такие факты и даже восстания, спровоцированные эсерами, но теперь ни одного такого случая не знаем. Теперь, говорю, если командир не даст приказа на атаку, то бойцы сами пойдут вперед, а командира оставят позади.

«Хорошо, что у нас такие бойцы, которые сами идут на врага. Где у империалистов такая армия? Нет у них такой!» — говорит. Ну, потом пришла товарищ Фотиева, докладывает, что товарищ Дзержинский ждет. Стал он с нами прощаться.

«Где остановились? В «Метрополе»? Привет передайте Софье Алексеевне». Ну, думаю, правильно, что не подмигнул ей, а то бы еще и Ленину пожаловалась, уж с Арсением, Михаил Васильевичем-то, мы бы поладили, а тут… — с чуть уловимой смешинкой в глазах заключил Загораев.

— Вот язык так язык! — Фрунзе хлопнул его по плечу.

— Пожал он нам руки, а я думаю: пакет я сдал, а где доказательства? — и попросил Владимира Ильича подписать, что пакет он получил. Он рассмеялся и говорит: «Молодец, фронтовик!» — да и расписался на обороте синим карандашом.

— Значит, «интересно, очень интересно» сказал? На обороте расписался… Ну, а еще что-нибудь о письме моем говорил?

— Нет, говорить ничего больше не говорил, — вступил в разговор Яковский, — но когда вашу бумагу прочел и карту рассмотрел, начал что-то быстро-быстро себе для памяти писать.

— Во-во! Верно, — поддакнул Загораев, — и в конце восклицательный знак поставил.

— А глазаст ты, однако!

Все рассмеялись вслед за Фрунзе.

— Это есть, — добродушно согласился Загораев. — Да и уши вроде прилично еще слышат, — многозначительно добавил он.

— Это ты к чему?

— Да ведь мы, Михаил Васильевич, старые подпольщики, не лыком шиты, — во все лицо улыбнулся тот. — На следующий день с утра отправились мы по Москве поболтаться, туда-сюда зашли, между прочим и в приемном Главкома побывали.

— Интересно!

— Глядим, идет товарищ Вацетис со свитой — сам темнее тучи, ни на кого не глядит, выражается. «Стратеги! — кричит. — Понагнали штатских в военное дело, вот они всё и портят. Курам на смех! Перочинным ножиком ударяют в бок слона!..» Ну, я, конечно, не знаю, о чем он конкретно выражался, однако смекаю: кто бы это из штатских мог ему холку намять?..

— Но-но, Миша: субординацию не нарушай! Ты что это — Главкома критикуешь? — помахал пальцем Фрунзе.

— Да я и то думаю, почему бы это наш командарм отправил пакет товарищу Ленину, а не товарищу Вацетису? А? Вроде бы не по команде? — наивно спросил Загораев.

Снова все рассмеялись.

— Ну, чертушка, тебе в рот палец не клади! А ведь я и по команде тоже послал. — Фрунзе любовно посмотрел на старого товарища.

— Вот и я думаю, что главное дело сейчас — выиграть революцию, а уж если кому это не нравится, так его надо за ушко да на солнышко, а?

— Да, друг мой, это ты хорошо сказал: главное дело сейчас — выиграть революцию. — Фрунзе встал. Все поднялись. — И мы ее выиграем, если каждый — да, каждой! — будет бороться изо всех своих сил.

— В этом-то и суть вопроса, — Куйбышев положил ему на плечо руку, — каждый и изо всех своих сил!

— Встать! Смирно! Товарищ командующий, группа связи…

— Вольно! Продолжать работу. Дежурный, немедленно открыть окно. Курение у аппаратов прекратить! — Фрунзе прошел в глубь комнаты.

Дежурный телеграфист бросился к окну, распахнул рамы, свежий весенний ветер ворвался в аппаратную, зашевелил бумаги.

— Ну, Вася, садись. — Командующий подошел к вскочившему при его приближении телеграфисту. — Небось с твоей высоты трудно меня разглядеть?

Сутуловатый, громоздкий Василий, ростом более сажени, стеснительно одернул куцую гимнастерку:

— Ничего, разглядим, товарищ командующий.

— Запроси Бузулук. Если Чапаев на месте, буду с ним говорить.

Василий стремительно застучал ключом, да так, что Фрунзе перестал различать отдельные буквы.

— Ну молодец ты!

Василий, оторвав взгляд от ключа, с улыбкой посмотрел на Фрунзе и еще увеличил темп.

— Виртуоз! — Михаил Васильевич перевел взгляд в окно. Во дворе шла околоштабная суетня. Одни привязывали своих лошадей к коновязи и шли в здание, другие выходили из штаба, отвязывали копей и, ловко взметнувшись в седло, выезжали из ворот. Въехала повозка продсклада: значит, сегодня все получат паек… Василий тихонько тронул огромной кистью плечо командующего и показал глазами на ленту: «Начдив Чапаев у аппарата».