Владимир Кедреянов - Анания и Сапфира

Иногда можно услышать мнение: иудеи не едят свиней потому, что последние любят валяться в грязи и неразборчивы в пище. Но тогда почему представители «богоизбранного» народа не вкушают гораздо более чистоплотных зайцев? А всё дело в том, что меню евреев регулируют совершенно иррациональные законы, изложенные в 11-й главе ветхозаветной книги «Левит» (части Библии): «Всякий скот, у которого раздвоены копыта и на копытах глубокий разрез, и который жуёт жвачку, ешьте; только сих не ешьте: <���…> зайца, потому что он жуёт жвачку, но копыта у него не раздвоены; нечист он для вас. И свиньи, потому что копыта у ней раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жуёт жвачки; нечиста она для вас…» Но что же можно есть? «Из всех пресмыкающихся, крылатых, ходящих на четырёх ногах, тех только ешьте, у которых есть голени выше ног, чтобы скакать ими по земле. Сих ешьте из них: саранчу с её породою, солам с её породою, харгол с её породою, и хагаб с её породою».

Вот какими деликатесами питались жители Иудеи, в том числе и христиане! Когда тучи пустынной саранчи налетали на Иерусалим и с жадностью набрасывались на растения, горожане выходили на охоту. Смешно размахивая руками, подпрыгивая или падая наземь, евреи ловили отчаянно стрекочущих жёлтых, с тёмными пятнышками насекомых, душили их и бросали за пазуху. А потом в частных кухнях и в общественных, как у христиан, трапезных можно было услышать громкий хруст разжёвываемой саранчи и довольное урчание утолявших голод евреев.

Стефан недавно стал христианином. Это был буйный, абсолютно неуправляемый муж с чертами лица топорной работы (то есть природа-мать при изготовлении его физиономии не сочла нужным использовать более тонкие инструменты). Пышная шевелюра Стефана, отчасти скрывавшая его большие уши, всегда была взъерошена, а в выпуклых глазах сверкало бешенство, которое христиане ошибочно принимали за религиозное рвение. Он болел манией величия и потому хотел стать главой секты. А для начала Стефан решил взять под свой контроль кухню. Уже несколько дней он усиленно подстрекал к бунту еллинистских вдовиц, однако те пока не решались на открытое выступление против апостолов. Но в то утро чаша их терпения переполнилась…

Христианская трапезная была невелика, и сектантам приходилось посещать её в три смены. Сейчас пришли позавтракать вдовицы из «языческих» стран, Анания и Стефан с несколькими своими дружками. Помогавшая на кухне Сапфира носила и расставляла еду по кривым, неумело сколоченным столам. На этот раз христиане получили по миске какой-то совершенно несъедобной похлёбки и по одной саранче.

— Ну хватит! Надоело! — не выдержала вдовица Диана, попробовав первое блюдо. — Как такую гадость можно есть?!

Стефан только этого и ждал. Он молниеносно вскочил с лавки и закричал:

— А сколько вы Симону своих денег отдали? А зачем? Для того, чтобы питаться мерзостью?

— Не гневите Бога, гордецы и чревоугодники! — возмутилась сестра Юдифь. — Ишь, уже до Святого Кефаса добрались!

— А что ж твой Кефас сам в грехах погряз? — продолжал полемику Стефан. — Он козлятинку вкусную ест, а пьёт столько, что весь дорогим вином пропитался! На чьи же деньги закупают для апостолов все эти деликатесы? На ваши, о вдовицы! А нас, подлец, саранчой кормит!

— Правильно! — согласились почти все еллинистки. — Пусть сам её жрёт!

Юдифь, оставшись в меньшинстве, сосредоточенно обгрызала и обсасывала лапки насекомого.

— Нельзя это так оставлять! — кричал Стефан. — Пора действовать!

— А как? — послышалось со всех сторон.

— Мы сами, а не апостолы, должны контролировать деньги, идущие на закупку провианта!

Анания и Сапфира хоть и не решились высказать своё мнение, но сочувствовали вдовицам. Они замечали, что верхушке секты живётся гораздо лучше, чем рядовым христианам. Правда, вечно пьяные апостолы, как правило, не ели, а только закусывали. Но закусывали хорошо. И пили тоже.

Когда бунт ещё лишь разгорался, мимо трапезной проходил Есром. Услышав необычные речи, он вздрогнул и прильнул ухом к закрытой двери. Петра ругали всё громче и смелее, и его побледневший телохранитель побежал в опочивальню князя апостолов. Молодой дебил хоть и сбивчиво, но всё же довольно точно рассказал Симону о том, что творится в трапезной. Но Камень не поверил ему.

— Ты что, Есром, совсем рехнулся? Какой бунт?! Восстание против Бога?! Ступай прочь, не мешай мне.

— Рабби, я правду говорю! Клянусь!

— Дурак, нельзя клясться. Иешуа запретил.

— Но что же мне сделать, дабы ты поверил?!

Пётр внимательней взглянул на трясущегося от страха Есрома, вдруг изменился в лице и выскочил из опочивальни. Дебил отправился за ним.

Когда они вбежали в трапезную, то увидели такую картину. Все столы и лавки были перевёрнуты, а миски валялись на полу; раскрасневшиеся люди внимательно слушали забравшегося на сундук Стефана, который отчаянно бранил Кефаса, и поддакивали оратору.

— Что здесь происходит? — завопил Пётр, пытаясь перекричать бунтовщика.

— А то, проклятый, что сам ты жрёшь в три горла, а бедных вдовиц всяким дерьмом потчуешь! — ответил Стефан.

— Ты как со мной разговариваешь?! — обомлел апостол. — И что вы все себе позволяете? Всякую дозволенную Законом пищу нам даёт Бог, и великий грех ругать её! Не видать вам Царствия Небесного!

Сектанты немного притихли. Симон воспользовался этим и, стараясь ещё сильней охладить пыл восставших, начал проповедь:

— Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своём. Которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его («Евангелие от Матфея», XIII, 31,32; «Евангелие от Марка», IV, 30–32 и «Евангелие от Луки», XIII, 18,19).

Пока Пётр медленно и внушительно втолковывал эту притчу слушателям, вдовица Диана сбегала на кухню и вернулась с горчичным кустиком. Тыча растением в лицо апостола, женщина приговаривала:

— Посмотри, Симон, на своё дерево.

— Какие ж там птицы укроются?! — захохотал Стефан. Засмеялись и другие сектанты.

— Но так Иисус говорил, — оправдывался Кефас. Внезапно его «осенило», и задрожавшим голосом он промолвил Диане: — Да ты ведьма!..

— А ты Сатана! — отрезал Стефан. — Так сам Христос сказал! [22] «Евангелие от Матфея», XVI, 23 .

Теологический удар был настолько силен, что Пётр пошатнулся, но Есром вовремя его поддержал. Ситуация выходила из-под контроля, но будущий римский папа ничего не мог поделать. Кефас знал, что, пока он пытался добыть для церкви льва, остальные апостолы пили всю ночь напролёт и теперь спали, как мёртвые. А у Стефана были наготове шесть дружков, и они не скрывали от Симона своих агрессивных намерений. Конечно, Пётр мог попытаться выиграть время и дождаться, пока проспится его армия. Но он понимал, что убить так много врагов без уголовных последствий не удастся. Апостолы, даже победив в поножовщине, могли разделить судьбу Иисуса Христа. Если же руководство церкви не уничтожит бунтовщиков или не выполнит их требований, то вдовицы наверняка прибегнут к помощи властей и заберут свои вклады, тем самым совершенно опустошив казну секты. Поэтому нужно было договариваться, и как можно скорее, ибо сторонник Стефана Николай Антиохиец всё настойчивее лез к главе общины, пытаясь схватить его за нижнюю губу (которая, как мы помним, безжизненно свисала и потому была особенно удобна для захвата). В очередной раз увернувшись от Николая, Пётр лицемерно молвил: