Аркадий Савеличев - Генерал террора

Перед ним стоял долговязый, узколицый почтарь, даже немного пригорбленный. Савинков сразу почувствовал доверие, но порядок есть порядок. Левая рука быстро и дотошно прошлась по телу раскинувшего руки почтаря.

— Разумеется, без обиды?

— Разумеется, Борис Викторович.

— Тогда садитесь и закуривайте. У меня есть несколько сигар.

Вошедший присел на стул, закурил, прислушиваясь. Не велик нужен был слух, когда раздалось громовое:

— А-ап-чхи!..

Узколицее, уже морщинистое лицо гостя разошлось в улыбке:

— Юнкер?

— Он самый, — дрогнули немного и каменные губы Савинкова. — Выходите, Флегонт.

Чихая в другой и в третий раз, Флегонт Клепиков смущённо вылез из шкафа:

— Несносная там пылища... ап-чхи!.. господин полковник!..

— Неподражаемое приветствие, юнкер, — сказал Бреде; не оставалось сомнений, что это именно он.

— Я говорил, юнкер: мелочи и губят всё дело, — сказал Савинков. — Трудно было избавиться от пыли?

— Не ругайте его, Борис Викторович. Я бы тоже не подумал об этом. Какие мы конспираторы! Без лишних слов поступаю к вам на выучку.

Пока Флегонт Клепиков отчихивался и отряхивался от десятилетней пыли, он поставил на стол заранее согретый чайник и достал из-под глухой свисавшей скатерти бутылку дореволюционной «Смирновки».

— Господин юнкер?..

Голос не злой, скорее, насмешливо дружеский, но юнкер бросился к буфету, который был уже маленько ими обжит, и принёс на подносе хрустальные рюмки, кусок заранее разрезанной ветчины, хлеб и соль.

— Да, хлеб и соль этому дому, — поднял полковник свою рюмку.

— Нашему общему дому, — добавил Савинков. — Приступим.

— Извольте, Борис Викторович.

Савинков без лишних слов стал развивать давно созревшую в его голове мысль:

— Я не военный... к сожалению, теперь могу сказать... но понимаю: армии надо противопоставить армию. Красной — белую. Позорной — честную. Насколько честность позволительна в Гражданской войне. Впрочем, как и во всякой другой. Когда мы вели беспощадный террор против самодержавна российского, так ли уж мы были честны? Конечно, светлой памяти мой друг Иван Каляев не решился первый раз бросить бомбу в великого князя, потому что в карете рядом с ними сидели жена и дети. Но в других-то случаях сколько гибло невинных? Задним числом признаюсь: лишь сами себя утешали террористической честностью. Оправдывали. Нельзя лить кровь без всякого оправдания — это говорю я, которого в глаза и за глаза звали «Генералом террора». Что говорить, нравилось. Тешило самолюбие. Вот и сейчас: есть оправдание. Красный террор! Когда господ офицеров, защитников отечества, будто карманников, отлавливают на улицах собственных городов, что нам остаётся делать? Наш террор! Для начала для устрашения. Наша армия — для полной победы. Всё-таки победа остаётся за армией. Положим, террор я беру на себя. Кто возьмёт армию? Не где-то там, на юге, в ледяных степях, — там есть кому водить полки, была бы армия, — а здесь, в Первопрестольной? Под самым носом у большевиков. Грозно и в то же время незримо. Кто? Вы, господин полковник?

— Вот именно: полковник. Всего лишь полковник. — Бреде покачал головой.

— По-олноте! — возразил Савинков. — Не время считаться чинами. В таком случае я должен идти в подчинение юнкеру Клепикову. Но, представьте, он предпочитает подчиняться мне. Почему же в таком случае не пойти в ваше подчинение?

Они давно уже разговаривали в таком тоне, но всё-таки что-то недоговаривали. И Савинков понял — что. Власть... Снова вопрос о власти! Как и во времена Керенского, как и во все смутные времена.

— Ну, хорошо, полковник. Чистая политическая власть... как и грязный террор... за мною, сдаюсь. И грязные, и белые одежды беру на себя. Но — военная власть? Думаю, за вами. Извините, пока без генералов. Назовём наше общее объединение просто: «Союз защиты Родины и Свободы».

Чувствовалось, что полковник Бреде давно думал об этом.

— Союз? Военный? Военную власть ещё надо создать.

— Создавайте.

— Положим, создадим. Но в каких условиях? Когда никто никому не доверяет и всяк себя подозревает. Что из этого следует?

— Конспирация. Добавлю: строжайшая.

— Да, но мы не должны только прятаться, мы должны упреждать события.

— Вот и прекрасно, полковник! Упреждайте.

— Выходит, не только разведка, но и контрразведка?..

— Выходит, так. Разве серьёзная армия может без неё существовать? К вашему сведению: оба мои адъютанта — разведчики. Патин — фронтовой, ещё прежней закалки, Клепиков этим занимался при штабе Корнилова. Думаю, помогут. А остальное берите на себя... если не боитесь, конечно, испачкаться.

Полковник Бреде щелчком сбил с рукава своего почтового пальто невидимую соринку и горько усмехнулся:

— Какое уж там чистоплюйство! На войне как на войне. Один только вопрос: вы вполне мне доверяете?

Савинков жёстко, даже отчуждённо глянул в его холодные, балтийски непроницаемые, как сама балтийская стальная вода, недрогнувшие глаза:

— А вы — мне?!

Дальше эту перестрелку не стоило продолжать. Они молча пожали друг другу руки, и Савинков деловито сказал:

— Террорист — уже по своей сути контрразведчик. Исходя из нашего прошлого опыта — во время первой революции мы ведь тоже хотели создавать армию, да не успели, — так вот: хотите несколько наводящих предложений?

— Господа — выпить ещё немного, — засуетился молчавший Клепиков.

Полковник Бреде утвердительно кивнул, как бы соглашаясь и с первым, и со вторым. Видно, не считал зазорным возвратиться за стол.

— Излагайте ваши мысли.

В изложении Савинкова выходило следующее. Да, создание настоящей армии — он сам дозрел до этого и должны дозреть все остальные господа-заговорщики. Да, полковой принцип. Следовательно, нужны полки всех родов войск, в первую очередь пехоты, конницы и артиллерии. Пехота начинает, конница, как говаривал Корнилов, бьёт на воображение, артиллерия расчищает путь. Офицерский состав полка, пускай и подпольного? Думаю, что кадровый, восемьдесят шесть человек, как вы знаете. Считаем: полковой командир, его адъютант, четыре батальонных, шестнадцать ротных и шестьдесят четыре взводных командира. Скажете: базар, огласка, когда достаточно одного предательства, чтобы рассыпалась вся цепь? Нет, господа офицеры! А опыт бывалого террориста не хотите? Сколько мальчиков-гимназистов и студентов ни вешали, «Милая Рая», эта наша Боевая организация, никогда не прекращала своего существования. Почему? Да потому, что кроме Савинкова никто не знал полного состава той или иной группы — по-армейски, считайте: взвода. Вывод? Простой: время шумных офицерских собраний кончилось. Настаёт время железной конспирации. Принцип тот же, что и у бывалых террористов. Полный состав полка известен только полковому командиру, а взводному выше ротного, хоть ты его живьём сожги, не подняться. Батальонный — не знает других, смежных батальонов. Следовательно, никто, кроме самого полковника, не сможет продать больше трёх человек. Недоверие? Обида? Всякий умный человек поймёт эту суровую необходимость.