Александр Дюма - Графиня Салисбюри

— С условием, что и вы после будете отвечать мне на эти же вопросы, — сказал с недоверчивым видом человек в серой шапке.

— Охотно, потому что доверенность должна быть взаимной.

— Итак, меня зовут Жерар Дени; я начальник ткачей в городе Ганде, и хотя горжусь моим званием, но принужден часто оставлять челнок для того, чтобы помогать Жакемару [2] Так называли по-дружески Иакова Дартевеля, которого фламандское имя было Иаков фон Артевельд. в делах управления, которые во Франции идут не хуже, чем в других местах; потому что, хотя начальники и выбраны из среды народа, но зато они и знают, что именно нужно для этого народа, а это не безделица. Ну, теперь ваша очередь, говорите, я сказал все, что вы хотели знать.

— Имя мое Вальтер, — отвечал молодой человек, — я происхожу от известного рода, но лучше бы еще было, если бы мать моя не проиграла большой тяжбы, чем лишила меня лучшей части наследства. Я родился в один день с королем Эдуардом, мать моя была его кормилицей, почему он. и удостаивал меня всегда своей дружбой. Что же касается до места, которое занимаю при дворе, то я сам не могу определить его; сопутствую королю везде: на охоте, в армии, в совете; короче говоря, когда он хочет что-нибудь видеть собственными глазами, то посылает меня вместо себя. Вот почему и теперь послал меня к Иакову Дартевелю, которого он уважает и считает своим другом.

— Я не должен опорочивать выбор, сделанный таким мудрым и могущественным монархом, как король Англии, и притом в присутствии вашем, — сказал Жерар Дени; — но мне кажется, что он избрал слишком молодого посланника. Кто хочет травить старую лисицу, тот не должен охотиться с молодыми собаками.

— Это полезно тогда, как один хочет обмануть другого, когда дело идет о делах государственных, но не о торговле, — сказал простосердечно тот, который назвал себя Вальтером, — теперь же идут переговоры просто и откровенно об обмене товаров, в чем дворяне скоро между собой соглашаются.

— Дворяне? — спросил Жерар Дени.

— Разумеется; разве Иаков Дартевель не дворянского рода? — отвечал небрежно Вальтер.

Жерар захохотал.

— Да, да, дворянского, потому что граф Валуа, отец короля Франции, желая дать ему совершенное образование, послал его путешествовать, и по возвращении своем, король Людовик X, которому понравилась наружность Жакемара, дал ему место при дворе, то есть назначил его прислужником при подвалах, и по этой занимаемой им важной должности он смог сделать блистательную партию, — он женился на дочери пивовара.

— Поэтому он личными достоинствами своими достиг той власти, которой теперь пользуется?

— Да, да, — сказал Жерар с вечной своей улыбкой, которая изменяла только выражение, смотря по обстоятельствам, — у него сильный голос, он долго может кричать против дворянства; а это большое достоинство у людей, изгнавших своих владетелей.

— Говорят, что он чрезвычайно богат?

— Не трудно накопить сокровища тому, кто как восточный принц собирает доходы, подати, не отдавая никому отчета, и притом его до того все боятся, что никто не решится отказать ему, если он просит в долг, хотя всякий уверен вперед, что уплаты никогда не получит.

— Вы говорите, что Жакемара опасаются все, а я думал напротив, что он всеми любим.

— Любим! Так зачем же ему иметь человек восемьдесят стражи, которая его окружает, как Римского императора, и не допускает до его особы людей, в каком бы то ни было оружии. Правда, говорят, что эта стража служит не столько для охраны его особы, сколько для исполнения его приказаний; некоторые из этих людей знают все заветные его тайны, и при встрече с врагом достаточно Жакемару сделать только какой-нибудь едва заметный знак, то враг этот исчезнет, как бы ни высоко он был помещен судьбою в глазах целого мира. Впрочем, знаете ли вы, что я вам скажу? — продолжал Жерар, положа руку на плечо Вальтера, который, казалось, с некоторого времени почти его не слушал, — это недолго продолжится, в Ганде есть люди, которые не уступят Жакемару, и если не лучше, то вероятно, и не хуже его устроили бы дела с Эдуардом, королем Англии, так, чтобы все политические и торговые договоры были приличны такому великому королю. Но куда вы смотрите, о чем вы думаете?

— Я вас слушаю, господин Жерар, и не пропустил ни слова из всего сказанного вами, — отвечал рассеянно Вальтер, не желая, может быть, вниманием возбудить осторожность своего собеседника, а может и потому, что узнал все, что ему нужно знать; или точно какой-нибудь предмет, представившийся его взору, увлекал все его внимание; — но, слушая вас, я смотрел на эту величественную цаплю, поднявшуюся из болота; и если бы при мне был один из соколов моих, то я доставил бы вам удовольствие полюбоваться соколиною охотою. Но! Впрочем, кажется, и без того спущен уже за нею сокол. Аа, аа, — кричал Вальтер, воображая, что благородная птица может его слышать. — Смотрите, смотрите, господин Жерар, цапля увидела своего неприятеля. Ага? Трус, — воскликнул молодой человек, — теперь ты не спасешься, и, ежели противник твой знаменитой породы, то погибель твоя — неизбежна!

В самом деле, цапля, увидев грозящую ей опасность, испустила жалобный крик, который, несмотря на расстояние, достиг до слуха наших спутников, и начала быстро подниматься вверх. Сокол, поняв ее намерение, употребил то же средство к нападению, что жертва его избрала к защите, и пока цапля поднималась перпендикулярно, он описал полетом своим диагональ к той точке, где они должны были соединиться.

— Браво! Браво! — кричал Вальтер, принимая то участие, которое обыкновенно принимали тогда дворяне в этом зрелище, — славное нападение, славная защита, — продолжал он, — аа, аа, Роберт, узнаешь ли ты этого сокола?

— Нет, милостивый государь, — отвечал слуга, обращающий на эту битву такое же внимание, как и господин его; — впрочем, хотя я и не знаю, кому он принадлежит, но смело могу сказать: судя по его полету, он отличной породы.

— И не ошибешься, Роберт. Клянусь, у него взмах крыльев, как у кречета, и он сию минуту настигнет цаплю. Но… благородная птица, ты немного ошиблась в расчете, и на этот раз страх лучше измерил расстояние, нежели смелость.

В самом деле, расчет цапли был так верен, что в ту минуту, как сокол настиг ее, она осталась выше его. Сокол пролетел под нею не нападая. Цапля в ту же минуту воспользовалась этим преимуществом, изменила направление и старалась спастись удалением, точно так же, как прежде высотою.

— Кажется, мы ошиблись насчет сокола, — вскричал в смущении Роберт, — потому что он не преследует больше цапли и летит прочь от нее.

— Напротив, — сказал Вальтер, самолюбие которого, казалось, страдало в неудаче сокола, — видишь, он оборачивается опять. Смотри, вот он ее настигает, аа, аа…