Альфредо Конде - Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

Дворец в Руе невелик. Справа от него можно увидеть двухэтажную зубчатую башню, позади которой виднеется высокая голая крона каштана, а слева, по другую сторону от парадного двора, за зданием, предназначенным для конюшен, — дымовую трубу; она будто повисла в воздухе, опершись на ветви другого каштана, который весна уже слегка окрасила в зеленый цвет. На маленькой смоковнице, прислонившейся к зубчатой башне, уже распустились почки, и только что появившиеся листики напоминают судье Антонио Коре мышиные ушки.

Антонио Кора собирается сесть на лошадь. Он опаздывает. Он провел ночь во дворце и задержался там дольше, чем следовало. Он приезжает сюда время от времени, чтобы проведать вдову своего брата и помочь ей чем можно; это не так уж много, но весьма значительно. Он приезжает во дворец, интересуется посадками, заходит в конюшни, дает советы вдове, отчитывает слуг, до вечера проверяет счета и, когда все засыпают, проходит в комнату своей невестки и надлежащим образом обслуживает ее в соответствии с требованиями природы. Там он и засыпает, а утром она расталкивает его, ибо следует соблюдать приличия и пойти разобрать постель, в которой, как предполагается, должен был провести ночь столь важный господин, в высшей степени озабоченный хозяйством своей невестки, а также ее душевным и физическим состоянием.

Он опаздывает. Вчера ночью, обретя под воздействием затраченных усилий душевный покой, они проговорили до рассвета. Он не приезжал уже давно, несколько месяцев, и теперь она хотела уточнить некоторые вопросы, касавшиеся человека, проживавшего в непосредственной близости, маркиза Саргаделоса.

— Да, он получил этот титул в самом начале года, именно так. И графа Орбайсеты, да-с. Продолжить? — раздраженно произнес Антонио Кора. — Так вот, мало ему было отказаться от портфеля министра флота и морской торговли три, нет, пять лет назад, взять в аренду Орбайсету и послать туда своего зятя Хоакина Суареса дель Вильяр управлять производством; недостаточно ему оказалось и мореходного училища в Рибадео, где он готовит для себя капитанов, и планов по созданию текстильной фабрики, выпуска первого фаянса в Саргаделосе — так теперь он отправляется к королю и убеждает того сделать его маркизом и графом. Чего изволите? Вот вам, кушайте до отвала!

— Послушай, Антонио, а фаянс у него белый? — прерывает его вдова.

— Да вроде, — отвечает он, недовольный столь фривольным вмешательством невестки, помешавшим его гневной речи.

— А мне говорили, будто с кремовым оттенком, — вкрадчиво произносит она.

— Жаль, что не черный! — бросает он, делая вид, что совершенно спокоен.

Сейчас судья восстанавливает в памяти этот диалог и смотрит на окно зубчатой башенки с открытыми ставнями. Не будь она столь манерной, ей следовало бы выглянуть, чтобы проститься с ним. Но она такая, какая есть. И это горячее желание вести разговоры о фаянсе, такое горячее желание… не скрывается ли за ним тайное восхищение этим могущественным человеком?

Ему все-таки следует чаще наведываться во дворец. О сыне Ибаньеса Шосе много всего рассказывают; говорят даже, что он застрелил какую-то девицу, которая будто бы болтала, что понесла от него, а после якобы приказал бросить ее тело в горах, дабы прочие научились хранить молчание. Но о его отце никогда не говорили ничего подобного, хотя о таком скрытном господине ничего толком и не узнаешь, можно подозревать все, что угодно, и как знать, вдруг он и сюда тоже наносит визиты по ночам. Как бы расспросить слуг? Надо хорошенько подумать. Но не может же она так гадко поступать по отношению к его столь любимому покойному брату.

Он в последний раз бросает взгляд в сторону окна и садится на коня. Он не поспеет вовремя к обеду в доме священника в Кордидо, где его ждут, чтобы обменяться впечатлениями и решить, не настало ли время что-нибудь предпринять. Там собрались некоторые оскорбленные соглашением, подписанным в присутствии судей, которое оказалось столь благоприятным для новоявленного маркиза Саргаделоса; благоприятным-то для него оно было, в этом нет никакого сомнения, но верно и то, что, сколько он ни старался, ему так и не удалось еще полностью получить долги.

Эта мысль немного успокаивает Антонио Кору, и он задерживается еще ненадолго в надежде, что она все же выглянет в окно. Но она и не собирается выглядывать. Он прекрасно это знает. Однако надежда заставляет его еще немного помедлить, пока наконец ему не надоедает и он не дергает лошадь за поводья, пришпорив ее и прищелкнув языком, чтобы конь резво пустился в путь.

Церковь Кордидо расположена среди просторных лугов, на открытой равнине, в нижней части которой находится ярмарочное поле, откуда в направлении Саргаделоса отправилась большая часть мятежников: тысячи галдящих людей, вооруженных косами и лопатами, серпами и камнями. Их созвал колокол маленькой церкви, разразившийся пронзительным и резким звоном. Если смотреть на церковь с фасада, то за ней в глубине можно увидеть море, охватывающее горизонт, граничащий с гордыми вершинами гор, возвышающихся над зубчатой стеной дома священника; ведь равнина Кордидо мягко спускается к морю, где завершается довольно плавно, несмотря на то что берег в этих местах весьма обрывист. Кордидо зажат между морем и горами, но горизонт открыт, и весь он, можно сказать, полон света.

Подъехав к дому священника, Антонио Кора спешивается с коня перед внешней лестницей, ведущей на второй этаж прямо из церковного двора, и смотрит на тень, которую отбрасывает на двор зернохранилище. Если только к обеду приступили не слишком рано, он вполне еще успевает. Он мчался во весь опор. Вонзал шпоры в бока лошади, не давая ей передышки: ведь ему крайне важно было прибыть вовремя, чтобы ни одно решение не было принято без его одобрения. Он входит в просторную залу и обводит взглядом собравшихся за столом, вплотную придвинутым к окну, откуда открывается вид на бескрайние морские просторы, дабы сотрапезники могли как можно лучше воспользоваться дневным светом.

Сейчас говорит Рамон Гарсия, тот самый приходский священник, что расколол престол алтаря часовни Саргаделоса Он низенький и толстенький, даже очень толстый. Когда он едет верхом на своем гнедом скакуне, стройном и красивом, как мало какие лошади в этих краях, жители задаются вопросом, не лучше ли или, по крайней мере, не разумнее ли было бы коню передвигаться верхом на этом служителе Господа, со свирепым видом совершающем отчаянные поступки.

— Вот это был настоящий король, король дон Энрике! [124] Дон Энрике (Энрике II; 1333–1379) — король Кастилии и Леона с 1369 года. Со времени его правления поденную плату в каждом поселке должно было определять собрание добропорядочных людей.