Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

Арыки, представлявшие собой каналы, отведенные от реки Чирчик севернее города, пересекали Ташкент в основном с северо-востока на юго-запад. От крупнейших из них – Бозсу, Бурджар и Салар (в обиходе нередко именовавшихся Хан-арыками) – ответвлялись арыки помельче. Все они заботливо обсаживались деревьями, что позволяло в летний зной наслаждаться тенью и прохладой текущей воды. Из арыков наполнялись маленькие прудики – хаусы, которых в городе насчитывались многие сотни.

Так что вода для полива в городе имелась в достатке. А поливать надо было не только улицы и дворики, но и маленькие садики и виноградники, устроенные в этих дворах. Хуже обстояло дело с питьевой водой. Ею горожан снабжали водоносы, обходившие с бурдюками квартал за кварталом. Нововведением сравнительно недавнего времени стали бочки на колесах, влекомые терпеливыми осликами. Колонки же, питавшиеся от водопровода, в этих кварталах были далеко не везде. Источником питьевой воды служила река Чирчик, бегущая с близлежащих гор и огибающая юго-восточные окраины Ташкента. Как и положено настоящей горной речке, питалась она водой ледников и была кристально чистая и холоднущая даже в самый нестерпимый зной. Поэтому ребятня в Чирчике не купалась, предпочитая для этой цели мелкие арыки и хаусы.

Вот в таком месте и поселилась молодая семья. Дома Аню с Яковом встретила ее мать, Елизавета Климовна, пожилая, но крепкая, статная сибирячка. Собственно, дом на ней и держался. Женщина эта была крутой породы. Чуть не полсотни лет назад, когда через их село гнали политкаторжан, шестнадцатилетняя Лиза углядела среди кандальников своего будущего мужа – и без оглядки ушла за ним.

Ее избранник, Алексей Ильич Коновалов, принадлежал еще к поколению народовольцев. Их совместную эпопею можно было бы рассказывать очень долго – каторги, ссылки, этапы, подполье… Удивительно, но в этих суровых условиях выжили довольно многие из родившихся у них детей – правда, только девочки. Аня была младшей среди них. Вот эти ее сестры с мужьями и детьми, хотя не все они жили вместе в одном доме, составляли большую семью, признанной главой которой была Елизавета Климовна.

В Туркестан она с мужем попала, тоже следуя за ним в ссылку. Как-то устроилась, обжилась, нашла работу – водителем пущенного в 1912 году электрического трамвая. А тут как раз революция, и Алексей Ильич принял живейшее участие в становлении Советской власти в Ташкенте. В январе 1919 года, во время мятежа, поднятого военкомом Туркестанской республики Осиповым, Коновалов оказался одним из немногих уцелевших влиятельных большевиков, поскольку большинство туркестанских комиссаров, не подозревавших о предательстве своего соратника, было им расстреляно в самом начале мятежа.

Мятежники захватили практически всю Русскую часть города, однако в руках Советской власти остались два стратегических пункта – крепость с гаубичной артиллерией, во главе с комендантом, левым эсером Беловым, и железнодорожные мастерские с сильной рабочей дружиной, во главе которой стоял также левый эсер Колузаев. А вот комиссар железнодорожных мастерских большевик Василий Агапов входил в число заговорщиков, но был арестован рабочими. «Белая кость», активно участвовавшая в восстании, однозначно определила симпатии Старого города – старгородская боевая дружина и местная милиция выступили на стороне Советов.

Пока Алексей Коновалов участвовал в двухдневных уличных боях с мятежниками, его жена поддерживала на трамвае связь между главными опорными пунктами созданного для отпора мятежу Временного военно-революционного совета – крепостью и железнодорожными мастерскими. Она не раз вспоминала:

– Страху я тогда натерпелась! Ведешь трамвай, а вокруг стреляют, все стекла в трамвае перепортили, негодяи. Только отъедешь от наших немного, а конные уже ждут, с гиканьем несутся вслед за трамваем – и так всякий раз, что туда, что обратно. Еду, а саму страх пробирает – ну как придет кому в голову хотя бы шпалы поперек рельсов навалить? Но ведь так и не догадались, дурачье! – добавляла она торжествующе.

Все свое семейство Елизавета Климовна держала в строгости, и Якову, человеку самостоятельному и самолюбивому, конечно, нелегко было притереться к сложившемуся жизненному укладу. Однако его теща сама умела легко находить общий язык с самыми разными людьми, и, в общем, жизнь сладилась. Теперь же в этой семье появился полноправный новый член – без скидок на возраст – маленькая Эрнестина… Эрнестина?

– Это что еще за собачья кличка такая?! – немедленно возмутилась ее бабушка, как только у нее появилась возможность высказать Ане все, что она думает насчет имени девочки. Не желая слушать никаких объяснений по поводу вождя немецкого пролетариата, она прямо-таки заставила поменять своей внучке имя на Нину. А для верности еще и в церковь сходила, окрестив бывшую Эрнестину в честь Нины – просветительницы Грузии.

Вот так и начала дочка Анны Алексеевны Коноваловой свою жизнь в Ташкенте с нового имени.

Все ей поначалу казалось в Ташкенте необычным. И улицы, на которые выходили только глухие стены домов и дувалов, и узенькие арыки, и верблюды, и арбы на высоченных колесах, и пирамиды из большущих дынь на базарах, и узбеки в халатах, тюбетейках и чалмах, говорившие на непонятном языке… Дом, в котором она теперь жила, тоже был непривычным – правда, внутри он был обставлен иначе, нежели традиционные узбекские жилища. Спали здесь на кроватях, а не на тюфяках, обедали за столом, а не рассевшись на кошмах, поджав под себя ноги, как ей частенько доводилось наблюдать в уличных чайханах.

Однако дети быстро ко всему привыкают и быстро учатся. Новокрещеная Нина легко перезнакомилась с местной ребятней, и года не прошло, как она уже довольно бойко щебетала по-узбекски. Обстановка вокруг уже не казалась ей странной, как будто она с самого рождения росла именно здесь. А Кисловодск остался лишь туманным воспоминанием где-то в самой глубине сознания.

Отец и мать вечно пропадали на службе: отец – в оперативном отделе штаба округа, куда он как раз в это время перешел, оставив свой кавалерийский эскадрон, с которым гонялся за басмачами; мать – в том же штабе, в инженерном управлении. Кроме того, молодые супруги частенько захаживали в окружной Дом Красной Армии. Во-первых, оба были любителями бальных танцев, во-вторых, оба старались поддержать навыки владения саблей. Аня еще подростком освоила саблю и рукопашный бой под руководством дяди Саввы, мужа одной из ее старших сестер, бывшего тогда командиром кавалерийского эскадрона ОГПУ, а теперь доросшего уже и до комполка. Владение рукопашной не раз повергало в тягостное недоумение шпану, пытавшуюся прицепиться к миловидной пухленькой барышне на темных ташкентских улочках. Яков как кавалерист, само собой, не оставлял тренировки с саблей, но помимо этого занимался в Доме Красной Армии еще и спортивным фехтованием.