Нестор Кукольник - Иоанн III, собиратель земли Русской

— Что княгиня? — спросил Патрикеев у сына.

— Там с сестрой!

Патрикеев вошел в предспальник и, отдернув шелковый полог, вошел в опочивальню; Елена сидела в креслах зажмурясь. Княгиня Ряполовская сидела насупротив нее и молчала. Заслышав, что кто-то вошел, Елена вздрогнула, посмотрела на старца и протянула к нему руку…

— Князь! Ты не оставишь бедную вдовицу! Ты не дашь в обиду моего Митю!..

— Государыня княгиня Олена Степановна, — сказал старик с чувством, — муж твой по отцу и по матери мне родной был, а другие что мне; тот любил меня и жаловал, а другие лукавствовали… Не успели омыть тело жертвы, изловленной сетями диавольскими, а уже сходятся на совет тайный, но я их обличу! Так, государыня, вороги твои — мои вороги! Детей моих, кровь мою я поставил к тебе на стражу; эти не продадут, эти не посрамят моей старости, верь им, как себе…

— О князь! Об этом и говорить не надо!.. Увидав княгиню, дочь твою, я поняла, оценила твою заботливость, и капля сладости пролилась в море сердечной горести… Благодарю, князь, много благодарю и за то, что пришел проведать меня. Знаю, как ты занят, и не удерживаю, но верь, что каждый приход твой принесет утешение безутешной…

Князь откланялся. В сенях спросил у сына, где Максимов…

— Я прогнал его, почитай, насильно…

— Неладно, сынок. Гляди, чтобы Олена Степановна чего не подумала. Пусть посидит у дверей по-прежнему день-другой, а там придумаем что ни есть похитрее.

— Твоя правда. Я сам собой недоволен, что поспешил, да меня взорвала его дерзость. Он так уверен в милостях…

— То-то же!.. На выносе все поправим; дай знать, когда время…

В переходах Патрикеев несколько раз останавливался, поглядывая на двери в детскую половину, но напрасно: все было тихо, мертво; князь пошел домой, как обыкновенно ходил днем, через сады. Челядь знала очень хорошо, когда боярин не бывает дома, и, кроме стражников у железной двери и окон, Луки-немого, Василисы да ее верного татарчонка, никого не было на обширном дворе боярском; все ушли на соборную площадь смотреть на вынос. У Василисы был гость; странный, задумчивый, злой; он ворвался на двор почти насильно, вошел на крыльцо, не спрашиваясь; в гридне уже спросил, где боярин, скоро ли будет… И эти два вопроса только и слышала смущенная Василиса около получаса.

— Вижу наконец, — сказала Василиса, — что ты знатный какой и должен быть из дворцовых; да к нашему боярину так, силой, не ходят…

— Мало ли чего не бывает у вас! У меня свой закон! Я за делом. Где боярин?

— Говорят тебе, во дворце!

— Там нет его! Он здесь! Он прячется, старая лисица!..

И гость стал страшен, но это увеличило только необыкновенную красоту молодого человека. Василиса, присланная приказчиком из глухого села, где видела только своего брата-мужика, поступила на княжий двор, где, кроме челядинцев, подобранных боярином из самых безобразных холопов, она не видела также никого, — почему Косой показался ей красавцем. Но можно ли было сравнить и его с гостем. Невольно любуясь невиданною, мужественною его красотою, Василиса постепенно стала чувствовать к гостю какую-то жалость…

— Что ты сердишься, милостивец, — говорила она ласково. — Не обидел ли тебя боярин? Темная и простая женщина, да авось помогу тебе…

— Ты… мне? — гость презрительно улыбнулся, а у Василисы заболело сердце; ей стало стыдно, обидно…

— Как знать! — сказала она с кротостию и голосом, прерывавшимся от волнения чувств. — Иная мошка вола кусает насмерть…

Гость взглянул на Василису. Мы уже знаем, что она была весьма недурна собой, но чувство, оскорбленное незаслуженным презрением, увеличивало ее оттенком сознаваемого самодостоинства. В это мгновение можно было подумать, что в гридне, у дверей, стоит переодетая боярыня и неловко прикидывается прислужницей. Гость невольно остановился, и сердце его несколько смягчилось.

— Нет, милая! — сказал он печально. — Никто мне не поможет; был один, да его упрятали… Тот был знатный колдун, много мог…

— Эх, боярин, у меня есть соседка, а у той соседки старик знакомец; так уж подноготную знает; соседка и сама смекает, какой хочешь заговор снимет, на кого ни вздумаешь, заговор наложит.

— Неужели? Из каких же они?..

— Соседка та — не ведаю, а старик больше на жида смахивает; я часто видела его, часто слушала; говорит, будто пиво бархатное льется; да как пошел по Москве толк про тайное жидовство, я туда и ходить перестала, да и отлучаться-то от дому теперь страшно…

— А где живет твоя соседка?

— Показать могу, а уж рассказать не сумею. Попала я к ней ненароком; только у меня и есть знакомка, что эта соседка, да Кирило, что кравчим у Ряполовских. Ну, да этот…

Василиса махнула рукой; гость смотрел на нее с жадным любопытством…

— Так этим путем хотела ты мне помочь?

— Этим ли, другим, то мое дело; да как тебе помочь, коли горя не знаю. Коли дворская какая опала, так у меня есть рука, последний знакомец. — Василиса зарделась. — Он теперь у отца много значит…

— Косой! Он-то и враг мой; он-то и хочет выжить из хором царских несчастного Максимова!

— Так это ты Максимов? Так это у тебя зазноба…

— Господи Боже! Кто сказал тебе?..

— Постой! Еще не все!..

— Боярин идет! Уже в садах! — прокричал в дверях татарчонок.

— Пропала моя головушка! Скажет Косому! Нет, только ты меня не выдай; я буду на тебя жаловаться; винись, не отнекивайся, придумай важное дело…

— О? Готово, готово…

— Притворись преданным, покорным… Завтра утром об эту пору…

— Где?

— Тут опасно!.. Может Косой зайти; сам выдумай, я прибегу, куда велишь…

И Василиса бросилась навстречу боярину и, заливаясь слезами, завопила: не ходи в хоромы, государь боярин, пошли опросить; силой кто-то вошел, меня оттолкнул; синяк на руке, никак не могу выжить; ходит по гридне, тебя поджидает…

— А челядь?

— Ну уж твоя челядь! Ты со двора, и все со двора. А Луку я боялась от пленника отозвать: думаю себе, а что, если тому пленнику пришел на помочь…

— Умно! Да кто же он такой, не сказывается?..

— То-то и чудо, сам себя называет; говорит, что он Максимов, пришел со двора государева за важным делом…

— Ваня Максимов! Да это мой любимец! Я его, что сына, жалую! Ваня мой, где он? Что с ним случилось, кто его обидел! — С этими словами боярин ввалился в гридню; у Максимова глаза вспыхнули, кровь бросилась в лицо…

— Уж не греки ли, полно, на тебя наклеветали? Кто огорчил тебя, Ваня?..

— Сын твой, Косой, — отвечал Максимов прерывающимся от душевного волнения голосом; он готов был наговорить боярину тьму грубостей, но, заметив, что позади боярина Василиса, сложив на груди руки крестообразно, низко преклонилась, понял немой совет и продолжал покойнее: — Я не снес бы такой обиды, если бы молодой князь не был твоим сыном. Ты знаешь, государь боярин, как я предан тебе, светлейшему и первому нашему сановнику; я служил верно на том месте, куда ты меня поставил, и за верную службу сын твой назвал меня дерзким псом, выгнал из сеней, не дозволил стоять на страже у гроба, столько мне драгоценного…