Гюг Вестбери - Актея. Последние римляне

— В этом страшном месте что-то постоянно стонет, плачет и шумит, — ответил шепотом Теодорих, — как будто деревья и камни жалуются на нас языческим демонам. О, господин, зачем вы полюбили эту бледную весталку! Она собственность богов, а с богами человеку не справиться. Я предпочел бы спать на поле битвы среди тысячи трупов, чем провести хоть одну ночь в этом саду.

— Если ты не перестанешь ныть, как старая баба, которой везде мерещатся ужасы, то я отошлю тебя обратно в наши леса. Кажется, тебе уже пришло время нянчить своих внуков.

Воевода встал и быстро пошел вдоль миртовой аллеи. Под стеной сада он остановился и сказал:

— Стилет в зубы! Горе тому, кто попадется нам из дороге.

Теодорих что-то проворчал, вскарабкался на стену И стал присматриваться.

— Улица пуста, — прошептал он.

Улица, однако, не была пуста. Когда воевода и Теодорих исчезли во мраке ночи, от стены одного дома, стоявшего напротив сада весталок, отделилась какая-то темная фигура.

— Смел ты, знаменитый воевода, — тихо проговорил кто-то и засмеялся, — но твой покорный слуга не был бы Питомцем греческой мудрости, если бы не извлек из твоей смелости небольшое состояньице. За любовь к весталке надо дорого платить.

То был Симонид.

На правом берегу Мозеля, недалеко от границ вольной Франковии, на голой, безлесной равнине лежал город Тотонис, окруженный крепостной стеной.

В мирное время здесь был рынок, на котором аллеманские и франконские купцы обменивались товарами, но в последнем году военная непогода расторгла дружеские отношения и вымела из пограничных областей трусливых торговцев.

Франконские племена, разбросанные по обеим сторонам Рейна, вплоть до прибрежья Немецкого моря, настолько же воинственные и неспокойные, как маркоманы второго столетия, с завистью смотрели на цветущие области Империи и их благоденствие. Теснимые с севера саксами, они ринулись на римские провинции, чтобы оторвать от тела гиганта самые здоровые части. Они напали с такой стремительностью на владения аллеманов, заключивших союз с императором, что сам Арбогаст, главный вождь военной силы западных префектур, должен был загородить им дорогу своими легионами.

Уже около года продолжалась кровавая борьба. Разбитые в одном месте, франки собирались в другом; Арбогаст отбирал у них село за селом, город за городом. Он вел отчаянный бой за каждую пядь земли, подвигаясь с огромным трудом к северу. Правда, в течение нескольких месяцев он очистил Аллеманию и вытеснил неприятеля из границ Империи, но до сих пор еще не сломил их отваги. Застигнутые в походе зимой, франки отступали к Арденнским лесам с угрозой весной вернуться обратно.

Арбогаст воспользовался этим перерывом с умением опытного вождя. Старые лагеря, забытые со времен Юлиана Отступника, он привел в порядок, пополнил охотниками из германцев поредевшие легионы, напустил свору своих лазутчиков и шпионов на франконскую землю с приказанием наблюдать За движением неприятеля, а сам занял наиболее опасный пост, подверженный первому натиску варваров.

Франки обыкновенно шли правым берегом Мозеля и переходили римскую границу вблизи Тотониса.

В последних числах, января к этому городу с восточной стороны приближался многочисленный отряд.

Впереди на маленьких лошадях ехали двое мужчин, закутанных с головы до ног в разные звериные шкуры. На головах у них были турьи головы с рогами, грудь была обернута в медвежью шкуру, руки — в волчью, йоги — в рысью.

Вслед за ними тащилась римская дорожная карета, запряженная шестью испанскими лошадьми, обитая так тщательно коврами, что нельзя было видеть, кто в ней сидит. Далее тянулся длинный ряд телег и слуг, пеших и конных. Из телег выглядывали палатки, лопаты, кухонные принадлежности, сундуки; люди же шли, вооруженные щитами и копьями. В самом конце гнали стадо волов.

День был морозный. Снег, который покрыл пеленой всю равнину, скрипел под колесами телег. Дыхание людей и животных превращалось в иней, который оседал на бровях, бороде и гривах.

Когда отряд подошел к самым воротам города, один из ехавших впереди затрубил в охотничий рог. На этот Сигнал на башне показался солдат и, перегнувшись через барьер, прокричал:

— Город Тотонис закрыт для путешественников. Проезжайте дальше.

Но снизу ему отвечали:

— Ворота отворятся для друзей твоего господина. Славные Кай Юлий Страбон и Констанций Галерий, римские сенаторы, прибыли в гости к королю Арбогасту.

— Королю доложат имена твоих господ, — сказал солдат и сошел вниз с башни.

Через четверть часа отряд въезжал в город. Улицы, по которым он продвигался, узкие, выложенные базальтовыми плитами, кишели солдатами. Везде попадались вооруженные люди.

На большой четырехугольной площади стоял низкий дом, выстроенный в римском стиле. Золотые цезарские орлы блестели над его дверями; отряд легионеров стоял на страже вдоль портика с обнаженным оружием в руках.

Когда карета приблизилась к этому дому, раздалась команда. Солдаты стали во фронт и опустили книзу мечи.

Одновременно под колоннами портика показался высокий старик, одетый в красную тунику и длинные германские штаны, заправленные в военные сапоги. Белые волосы ниспадали на его плечи, белая борода покрывала высокую грудь. Из этой рамки старости глядело энергичное, свежее лицо, оживленное серыми, проницательными глазами, глубоко сидящими под широким лбом, перерезанным поперечной морщиной.

Старик, увидев многочисленный обоз, незаметно улыбнулся. Из кареты вышли Кай Юлий и Констанций Галерий, закутанные в медвежьи шкуры.

Юлий откинул с головы капюшон и проговорил охрипшим голосом:

— Симмах и Флавиан шлют тебе, благородный король, приветствие сената и римского народа. Да сохранят тебя боги как можно дольше для славы государства.

Говоря это, он трясся, как в лихорадке.

На устах старика опять промелькнула улыбка.

— Привет сената и римского народа для меня самая почетная награда за труды, понесенные на службе государству, — отвечал он. — Да ниспошлют боги Симмаху и Флавиану спокойную старость.

Он сошел со ступенек и поцеловал Юлия в обе щеки.

— Привет и тебе, — сказал он, — забудь под моей кровлей о неприятностях тяжелой дороги.

И, обернувшись к Констанцию Галерию, сказал:

— И для тебя, сенатор, пусть мое жилище будет домашним очагом. Посланники Симмаха и Флавия всегда друзья Арбогаста.

Он дал знак страже. Солдаты ударили щитами о щиты, мечами о мечи. Трубачи заиграли встречу.

В передней к сенаторам выбежали невольники и освободили их от верхнего платья.

— Приготовить для славных сенаторов теплую ванну, — распорядился Арбогаст. — И пусть повар поспешит с ужином.