Луи Арагон - Страстная неделя

Возможно, то обстоятельство, что сын за неимением настоящей мастерской уходил из дому рисовать, и побудило господина Жоржа Жерико принять некое решение. Было это как раз в те дни, когда французы жили под гнетом мрачных слухов о неудачном походе в Россию, а незадолго перед этим были расстреляны Мале и Лагори. Тео возвращался после верховой езды только к самому обеду, вваливался в комнаты, как был, в сапогах, потный, едва успев вымыть руки и пригладить непокорные кудри. Вечно этот мальчишка наследит на ковре.

— Мадемуазель Мелани, снимите с ребенка сапоги. Садись, голубчик, садись поудобнее…

Мадемуазель Мелани жила у Жерико в экономках, и, без сомнения, это при ее благосклонном участии хозяин избежал хлопот, связанных с вступлением во второй брак. В 1813 году ей стукнуло сорок; только она и вносила нотку серьезности и представляла религиозное начало в семействе господина Жерико, — степенная и внушительная, в длинном черном платье с высокой талией, спадавшем тяжелыми негнущимися складками до самого пола, с большим гофрированным воротником, белыми манжетками, в крохотном кружевном чепчике на гладко прилизанных волосах, разделенных прямым пробором.

Теодор не удержался: ударом шенкеля он повернул Трика во двор. Здесь воспоминания его ожили, стали четче, яснее. Прошло ведь только два года, а казалось — прошла целая жизнь. Как прекрасно расположил зодчий по фасаду оконные проемы…

Ему припомнился один тогдашний разговор с отцом. Вообще-то сыновья обычно плохо знают своих отцов. Мог ли вообразить тогда Теодор, что если его престарелый родитель усаживал сына именно в их большое кресло, а не в какое-нибудь другое, то лишь потому, что в таком ракурсе ему, старику, был одновременно виден и этот красивый малый (господин Жерико-старший до сих пор не переставал удивляться, как это он произвел на свет божий такого молодца) и портрет Луизы, кисти Буайи, его покойной Луизы, у которой были такие же огромные мечтательные глаза, как у сына, и которая скончалась в 1801 году вот здесь, в соседней комнате. Отец был бы весьма не прочь узнать о сыне что-нибудь сверх того, что сообщал о себе он сам. У такого красавца наверняка есть что порассказать… но на сей счет Тео молчал как убитый.

Тогдашний их разговор… Начать с того, что разглагольствовал только Жерико-старший. Он стоял перед сыном в своем обычном костюме красновато-бурого цвета, откинув голову, как будто желая прибавить себе росту (отец был ниже Тео), подбородок он уткнул в высокий белый галстук, длинный нос — единственное, что унаследовал от него сын, — делал его похожим на этакого испанца, обширную лысину прикрывала лишь прядь волос, спущенная на лоб, — старик, к всеобщему удивлению, отказывался носить парик.

— В смутные времена, ты понимаешь, сынок, что я подразумеваю под смутными временами, а? Так вот, в смутные времена деньги имеют тенденцию прятаться… И отсюда логически вытекает, что тот, кто имеет спешную нужду — понятно? — безотлагательную нужду, говорю я, не находит наличных, вот именно наличных. Попробуйте, сбудьте что-нибудь. Но безотлагальные потребности от этого не перестают существовать…

— И даже становятся еще более безотлагательными, — прервал отца Тео.

— Более безотлагательными. А? Что? Смеяться ты надо мной вздумал? Да, да, становятся еще более безотлагательными… то, что предлагалось без всякой надежды на сбыт, теперь предлагается по более дешевой цене. Однако и это никого не устраивает. Тогда вновь снижают цену. И вот тут-то и кроется разница между теми, кто понимает современный мир, и теми, которые его не понимают… разница…

Теодор, Теодор 1815 года потихоньку рассмеялся, вспомнив родительские наставления. Он круто повернул коня и поскакал по улице Мишодьер, по направлению к бульварам. Снова зарядил дождь, хотя в небе по-прежнему переливалась радуга. Сейчас уже ничему нельзя было больше верить.

На углу улицы, выходившей на бульвар, помещались Китайские бани и та самая кофейня, о которой с дрожью в голосе отец Жерико поведал сыну, как о месте сборища участников Заговора Равных. Ничего не поделаешь: этим вербным воскресеньем все наталкивало Теодора на мысль о заговорах, о военных переворотах… «Сторонники Бабёфа {19} , приходившие сюда послушать песни, в один прекрасный день на Гренельском плацу, откуда я как раз еду… Как повернулась бы судьба мира, если бы Заговор Равных удался? Если бы к власти пришли люди вроде отца Робера Дьедонне? Бонапарт не стал бы Наполеоном, если бы войска, взбунтовавшиеся в Гренельской казарме… не было бы побед и славы, не было бы стольких смертей». С каким наслаждением Теодор принял бы ванну сейчас, вот тут, в банях. Но по случаю воскресенья бани закрыты. Все закрыто по случаю воскресенья. Теодор про себя чертыхнулся по адресу попов.

— Те самые люди, которые, припрятывая свои экю, способствовали иссяканию наличности, — говорил тогда отец, — и привели к понижению биржевого курса, они упорствуют и упускают, видишь ли, свой единственный шанс, в то время как другие, обладающие более тонким чутьем, более ясно разбирающиеся во всем этом механизме, понимают, что цены, столь смехотворно низкие, долго не удержатся, и как только подвернется случай, покупают без дальних слов. Задаром покупают, за краюху хлеба. Само собой разумеется, что при этом рассчитывают на благоприятное развитие событий, на новое повышение цен, которое происходит по мере того, как припрятанные денежки выходят из тайников, ибо необходимо, чтобы они циркулировали.

А пока что на Итальянском бульваре циркуляции движения мешали войска, скопившиеся под высокими, еще голыми деревьями: сюда свели кавалеристов, драгун, очевидно, прибывших из казармы в предместье Пуассоньер и двигавшихся к Елисейским полям. В противоположном направлении шла пехота, возвращавшаяся в казарму предместья Тампль. Шли хмурые… Четко печатая шаг. Довольно жиденькая толпа приветствовала бурбонские лилии нестройным возгласом: «Да здравствует король!» Солдаты не отвечали. Конные офицеры с саблями наголо проезжали вдоль колонн и оглядывались, идут ли еще за ними. Войскам полагалось печатать шаг, идя вдоль садов перед особняками улицы Нев-Сент-Огюстен, опоясывающих бульвары справа, сразу же за Китайскими банями.

Там, дальше, за этим кварталом особняков и садов, виднелись поля, мягко подымающиеся кверху, к Монмартрскому холму с его ветряными мельницами, и все это напоминало задний фон фламандского пейзажа… брейгелевский дальний план в дождливый день… Хватит, довольно думать о живописи!

Короче, старик Жерико утверждал тогда, что начиная с декабря, — лишь только во Франции узнали о провале похода в Россию, — деньги ушли как под землю. Не то чтобы для этого появились какие-нибудь новые причины. Но когда видишь на карте, где находятся французы… потом в апреле бои под Люценом… смерть Дюрока, смерть Бессьера… в октябре Лейпциг {20} . В тот год трудно было разобраться в непрерывном передвижении войск. Совсем не так, как во времена Аустерлица. А тут дело шло о продаже наследственного имущества после кончины законного владельца. И не важно, слухи ли, факты ли сыграли свою роль — важно, каково было их психологическое воздействие.