Александр Струев - Царство. 1951 – 1954

Нина Петровна пододвинула мужу чашку с какао. Огненный фарфор обжигал пальцы. Никита Сергеевич, сощурившись, точно ребенок, усердно дул на напиток. Часы в углу глухо пробили девять.

— Рада встречается с молодым человеком, — тихо проговорила Нина Петровна.

Хрущев отодвинул от себя какао и сверх очков — завтракая, он обычно просматривал газеты, — растерянно посмотрел на жену:

— Какая Рада? Про кого говоришь?

— Наша Рада, дочь! — повысила голос Нина Петровна.

До отца наконец дошло.

— Не выдумывай, Нина! Она ж в институте учится. На… — Никита Сергеевич замялся.

— На последнем курсе.

— Да, на последнем, — подавленно промямлил супруг.

— Рада мне все рассказывает. Сначала и я думала, что несерьезно, что скоро пройдет, но, смотрю, не проходит.

— Не проходит! — глава семейства всплеснул руками.

— Они любят друг друга, пойми!

— Они же дети, какая любовь?!

— Ей будет двадцать один, ему — двадцать шесть.

— Не хочу ничего знать! — запротестовал отец.

— Сиди! — громко сказала Нина Петровна. — Я тебе про дочь толкую!

Никита Сергеевич опустил руки и, открыв рот, замолк. Любимая дочь встречается с молодым человеком! У него в голове такое не укладывалось. Вихрем неслись воспоминания: тот день, когда Радочка родилась и ее, малюсенькую, закутанную сначала в пеленки, затем в шерстяные платки, а уж потом прикрытую одеяльцем, на руках внесли домой. Вспоминал жуткий кашель — коклюш, как Нина с дочкой лежали в Морозовской больнице — это было, когда Никита Сергеевич работал уже в Москве, в тридцать шестом. Потом радин первый класс, дочка стоит, заслонившись от окружающего мира тремя ярко-оранжевыми гладиолусами, а папа и мама отступили назад, выставляя напоказ ученицу-первоклассницу. Перед глазами возник выпускной вечер, катание выпускников на речном трамвайчике, пляски, хохот! Никита Сергеевич припомнил и вступительные в университет, улыбчивых студенток, студентов. Пришло на память, как радин курс ехал на сельхозработы в подмосковное Назарьево, отец тогда организовал автобусы, и вот — появился жених! У Никиты Сергеевича помутилось сознание, он никак не хотел понять, что дочка выросла, что у нее скоро начнется собственная, взрослая жизнь.

— Я, Нина, не готов обсуждать, давай не сейчас!

— Ты должен знать. Нам надо об этом серьезно поговорить, хочешь завтра, хочешь послезавтра.

— По-го-во-рим, — удрученно отозвался Никита Сергеевич.

— Они любят друг друга, как ты не поймешь! — не унималась Нина Петровна. — Любовь в жизни — самое важное!

— Выросла! — пробормотал Хрущев, поднялся из-за стола и, отвернувшись от супруги, вышел из комнаты.

Весь этот день разговор с женой не шел из головы. Никита Сергеевич велел отложить несколько важных встреч, и даже Булганин не смог до него достучаться. Вечером, когда Первый Секретарь вернулся домой и устроился на диване, пытаясь читать прихваченные с работы документы, не удержался и спросил сидящую рядом супругу:

— Кто этот парень?

— Окончил МГУ, отделение журналистики.

— Где они познакомились?

— В университетской столовой. Он случайно облил Раду компотом, платье испачкал. Оступился, не удержал поднос. На следующий день пришел извиняться, принес букет полевых цветов, в парке нарвал. Так и познакомились. Потом в драмкружке вместе оказались, репетировали «Вечера на хуторе близ Диканьки». Бросив драмкружок, пошли заниматься бальными танцами. Полгода танцевали в паре, потом переключились на коньки. Еще Алексей помогал ей с английским, подтянул.

— Подтянул, так подтянул! — горько усмехнулся Никита Сергеевич.

Нина Петровна ничего не ответила, лишь строго посмотрела на мужа.

— В начале зимы ты попросила купить коньки: Раде, Сереже, Ирочке и еще одни, мужские, получается, для этого проныры?

— Зачем ты так! А коньки были для него. Рада подарила их Леше на день рождения.

— Неужели дети выросли! — пробормотал Хрущев.

— Дня не проходит, чтобы они не были вместе.

— Кто его родители?

— Мама шьет, отец живет в Одессе, много лет назад ушел из семьи.

— Час от часу не легче! Радочка что, всерьез замуж собралась?

— Позавчера Леша сделал ей предложение, сказал, что будет ждать сколько угодно.

— Предложение! — оторопел Никита Сергеевич.

— Надо с ним встретиться, поговорить. Тебе поговорить, — настаивала Нина Петровна.

— Не буду я! — отпирался супруг.

— Первый раз сама могу повстречаться, — предложила Нина Петровна. — Но лучше вместе.

— У них что, так далеко зашло? Может, Рада уже беременна? — Хрущева точно жаром обдало.

— Встречаться надо! — строго сказала жена.

— Не вынесу! — глухо простонал Никита Сергеевич. Ему было душно, он встал и открыл форточку. Оттуда потянуло февральским студеным воздухом.

— Закрой, всех простудишь! — велела Нина Петровна.

Хрущев хлопнул форточкой и возвратился на место.

— Дочь весной оканчивает институт, — продолжала супруга. — У нее есть любимый человек, этот человек ее любит. Почему мы с тобой должны мешать? По отзывам Алексей — воспитанный, образованный, Раду обожает. Что тебе еще?

— Да ничего! — сдался Никита Сергеевич и развернулся к жене. — У меня поджилки трясутся, когда подумаю, что Рада из дома уйдет! Никогда такого со мной не случалось, даже на фронте, даже в кабинете у Сталина! Душа она моя! Я всех детей обожаю, так и думаю, что одной дружной семьей до скончания века проживем, в голове у меня такое сложилось! Ты, Нина, я, наши детки, одной дружной семьей, поэтому распереживался!

Нина Петровна ласково взяла мужа за руку.

— Зови Танечку, пусть давление измерит, — хватаясь за сердце, попросил Никита Сергеевич. — Не засну сегодня!

Нина Петровна сняла трубку и пригласила врача.

— Ты, Никитушка, не нервничай, все хорошо складывается! А представляешь, полюбила бы пьяницу, или иностранца, какого-нибудь англичанина.

— Что ты, что ты! — замахал руками Никита Сергеевич. — Этого только не хватало!

— А Алексей — комсомолец, интеллигентный, с высшим образованием, скоро вступит в партию.

— Можно? — из-за двери раздался голос лечащего врача.

— Заходи, Танечка! Что-то Никита Сергеевич разволновался, проверь, давление не подскочило?

Доктор вошла в гостиную.

— Сейчас посмотрим. Голова не кружится, Никита Сергеевич?

— Все кружится! — ответил Хрущев, пробуя считать пульс. — И пульса нет. Сдох! — выпалил он.

— Не шутите так, Никита Сергеевич, вам еще жить да жить! — строго сказала врач.

Министру государственной безопасности пришлось полчаса ожидать в приемной, у Первого находился Булганин. Когда двери распахнулись, и маршал Советского Союза торжественно проследовал к выходу, генерала тут же пригласили в кабинет. Хрущев был не в настроении.