Серо Ханзадян - Царица Армянская

каждое своим божествам.

— А что, если сейчас ударить по врагу, пока там все забылись в

молитве? — спросил родоначальник Татана, почти постоянно находящийся рядом

с престолонаследником.

— Это невозможно. Наши воины тоже молятся.

— Но мы очень многое выиграли бы от внезапности удара? А?..

— Не могу прервать молитву. Она обращена к богам!..

Завершив молитву, воины вновь изготовились в ожидании приказа к

выступлению...

* * *

Мурсилису доложили, что слоны подыхают один за другим. Он страшно

побледнел и в гневе даже пронзил копьем принесшего эту черную весть.

— Не каркай, злой ворон!..

А слоны и впрямь испускали дух.

Не вдаваясь в расспросы, Мурсилис приказал обезглавить всех, кто был

приставлен к слонам. Но это не помогло, царь был на грани потери

рассудка — ведь такую надежду возлагал на слонов!..

Однако он старался не обнаруживать своего отчаяния. Может, все еще

сладится, войска-то у него видимо-невидимо! Три воина против одного

армянского и четыре колесницы против одной у армян.

И еще Мурсилис втайне надеялся, что, если боги ему не помогут и

звезду его закроет туча, он вышлет на поле боя, в авангард своих войск,

Мари-Луйс и таким образом вынудит Каранни просить о примирении...

В тревоге пребывал и Каранни. Он тоже никому и вида не подавал, что

считает количественный перевес войск Мурсилиса представляющим большую

опасность. Особенно пугали его специальные отряды хеттских ловцов. Они

точно пауки хватали людей в свои сети. Им это привычно, такая тактика у

них отработана издревле...

Мурсилис вскинул правую руку с обнаженным мечом.

То же самое сделал и Каранни. Несведущему могло показаться, что они

приветствуют друг друга.

С обеих сторон одновременно протрубили боевой сигнал.

Противники ринулись в атаку...

Арбок Перч видел перед собой идущего навстречу хетта с навостренным

копьем. Ударом палицы он переломил вражье копье.

— Э-эй, хетт, чего это ты прямо на меня идешь?..

Тяжело вооруженное пешее войско армян медленно продвигалось вперед

сомкнутым строем. Воины были с ног до головы закованы в броню. Впереди,

возглавляя колонну, шел Каш Бихуни. По правую руку от него следовал полк

щитоносцев, который надежно прикрывал лучников, когда те, метнув свои

стрелы, отходили назад.

Красный плащ Каш Бихуни был весь в дырах от стрел.

Благо, что под плащом у него была надежная броня.

Время от времени Каш Бихуни подзадоривал идущих в непосредственной от

него близости трубачей:

— Громче трубите! Громче! Поддерживайте отвагу и победный дух наших

воинов!..

И колонны под звон литавр и трубный глас врезались всей своей мощью в

строй врага.

В рядах музыкантов шли и женщины. Они громко пели, подыгрывая себе на

семиструнных лютнях.

Но вот в бой ринулись армянские конники. Однако хеттским щитоносцам

удавалось отбивать часть ударов конницы...

Противники бились в течение всего дня.

Перед закатом жрецы обеих сторон затрубили сигнал о временном

прекращении кровопролития. Надо было захоронить павших, оказать помощь

раненым.

Войска оттянулись к своим позициям.

Каранни был доволен тем, как развивались в этот день события на поле

битвы. Их потери не очень велики, а страха на хеттов они нагнали порядком.

Арбок Перч неотступно следовал за девицей, одетой во все черное и с

закутанным до глаз лицом.

— Эй-эй, красотка! Косы у тебя слишком длинные, пообрезать бы, а? Не

то ведь, если хетты нас одолеют, они тебя этими косами свяжут!..

— А у тебя язык слишком длинный, — огрызнулась она в ответ. — Его

тоже неплохо бы укоротить, чтобы лишнего не болтал. Ты лучше возноси хвалу

небесам, а они за это войску нашему победу ниспошлют.

— Хвала тебе, моя красавица! — крикнул, как в лесу, Арбок Перч.

Девушка засмеялась.

— Глупый ты, воин! Знай, что всякий кобель к сучке тянется. Играть на

лютне да на флейте и отдаваться жаждущему я могу и у хеттов. Они девиц не

убивают.

— А если мы победим, кому станешь отдаваться?

— Если боги помогут нам и мы победим, тогда ты отдашь мне свою долю

добычи, а я за это угрею тебя на своей груди! Ха-ха!..

У Арбок Перча вдруг вся кровь отлила от сердца: о боги, да это же

Нуар, а он ей такого наговорил!.. Обиделась, наверно?! Но нет, она

остановилась, повернулась к нему, сорвала с лица покрывало и... поцеловала

его.

— Вот и тебе от меня перепало, Арбок Перч. Бедный парень!.. Однако

знай, что и впредь ты останешься для меня чужим.

Арбок Перч словно ума лишился...

...Подбирая убитых, один из хеттских жрецов спросил у армянского

жреца:

— У вас потери меньше наших?

— Просто броня у наших воинов крепче...

— Подбирай и наших убитых, — сказал хетт, — хоть мертвецов поровну

поделим.

— Не могу. Наши боги не примут ваших...

Хетт горько усмехнулся.

— И зачем это смертоубийство?

— Спроси у своего царя. От него ведь все пошло.

Армяне похоронили своих погибших воинов в тех самых рвах, которые

были отрыты для слонов как ловушка.

Жрецы совершили подобающий обряд.

— О солнцеликая Эпит-Анаит! — воздев руки к небу, воскликнул

Каранни. — Прими души павших за тебя и даруй им бессмертие!

И он велел жрецам обозначить надмогильные холмы знаками их родины и

всю ночь молиться за убиенных. По его же приказу тут собрались все

военачальники и старейшины родов и племен и снова загорелись костры.

Царевич был очень доволен тем, как он потрепал хеттов минувшим днем.

Вернувшись наконец в шатер, Каранни приказал сыновьям Багарата Дола и

родоначальнику Татану разбить конницу на небольшие отряды, обойти войска

Мурсилиса и непрерывными атаками удерживать их в напряжении.

Ночь была страшная. Истошно выли и лаяли кишмя кишащие вокруг лагеря

собаки, с криками и карканьем роились грифы.

Мари-Луйс не спала. Через полуоткрытый входной проем шатра она

всматривалась в пламенеющие костры армянских воинов, и сердце ее сжималось

болью. Все казалось ей безвозвратно загубленным, сгинувшим: и муж, и сын,

да и сама она для себя.

У нее роскошный шатер. Мурсилис приставил ей в услужение множество

рабов, прислужниц-наперсниц, даже темнокожую египтянку, что ухаживала за

его волосами.

В глубине шатра высилось ложе царицы, пышное, устланное яркоузорчатым

покрывалом, напоминающим павлиний хвост. Полог над постелью тоже был

расписной. На туалетном столике все сплошь из серебра. Были тут

всевозможные масла и благовония, палочки эбенового дерева. Специальные

служанки следили за нарядами царицы...

Ничто, однако, не радовало Мари-Луйс. И даже, напротив, раздражало,