Серо Ханзадян - Царица Армянская

предстояло присутствовать на похоронах останков Урси Айрука. Хоронили его

в приделе нерикского храма. Великий жрец войска готовился к совершению

обряда погребения, а Каранни вошел в храм и попросил оставить его там

одного: он оплакивал преданного воина и славного родоначальника, сетовал

на то, что боги не уберегли его.

Вошла Мари-Луйс и с упреком сказала:

— Опомнись. Войско ждет тебя. И снег идет, люди мерзнут.

Во всем своем царском облачении они предстали перед войском.

Воины опустились на колени, Каранни подошел к покойному, коснулся

губами его лба и торжественно изрек:

— Боги примут тебя и возлюбят, отважный юноша! В добрый путь к

бессмертию!..

Снег шел сильнее и сильнее. Мари-Луйс смотрела, как он засыпал все

вокруг, как падал на лицо покойного, и с горечью думала о превратностях

судьбы, о краткости жизни, о безжалостности богов. И еще она думала: «Боги

ли создают человека или человек сам придумывает себе богов, чтобы было

потом кому молиться, питать надежду на искупление грехов жизни? Все —

ложь. Только смерть есть истина. Вот она... Земля родит. Она и забирает.

Глупо уповать на бессмертие души».

Мари-Луйс, сама того не замечая, вся дрожала.

В толпе, окружавшей могилу, царица вдруг увидела великого жреца

Нерика Арванда Бихуни. Она глазам своим не поверила. Вгляделась

внимательнее. Он. Точно он. О боги, как же ему удалось уцелеть, если всех

нерикцев вырезали?.. Словно ударом молнии пронзила ее догадка обо всем,

когда она увидела рядом с Арвандом Бихуни великого жреца хеттов Кама

Вараша с кадильницей в руках. Ясное дело — оба пса из одной конуры!.. Не

кружит ли тут и прорицатель Чермак? При воспоминании о нем Мари-Луйс

задрожала еще сильнее.

— Тебе холодно? — тихо спросил Каранни.

— Нет, — беря себя в руки, ответила Мари-Луйс — Просто жалко Урси

Айрука. Молодой ведь еще. И какое у него, даже у мертвого, необыкновенное

лицо...

Теперь Мари-Луйс видела в толпе и других хеттов. И хоть все они

подладились под армян — и одеждой и бородами, она без труда отличала их.

— Погибель Нерика начиналась с них!..

— С кого? — поинтересовался Каранни.

— С хеттских жрецов. И почему ты не отдал их в рабство, Каранни?

— Ну что ты, царица! Как это можно — жрецов и в рабство? Хочешь,

чтобы боги на меня прогневались? Так уж издревле ведется: служителей богов

в плен не берут, не убивают и не позорят...

Погребальный обряд еще продолжался.

Арванд Бихуни подошел и покорно встал чуть поодаль от Мари-Луйс.

— Я денно и нощно молился о твоем спасении, божественная царица, и

боги вняли моим мольбам. Я счастлив снова лицезреть тебя в твоем царстве.

Мари-Луйс не сразу отозвалась.

— Твоим богам можно верить?.. — сказала она наконец.

— Мне несомненно можно верить! — отвечал великий жрец. — И да

обрушится на меня кара небесная, если я лгу!..

Царица ничему не удивлялась. Как не удивлялась зловонию, исходившему

из сиплой, впалой груди этого человека.

Арванд Бихуни, оживившись, стал говорить ей, как изменились

оставшиеся в Нерике хеттские жрецы, как все их деяния теперь направлены к

утверждению и прославлению армянских богов.

— Да, да, превеликая царица, хеттские жрецы Нерика во всем стали как

армяне и готовы преданно служить нашим богам.

Мари-Луйс выразила желание повидать этих обармянившихся хеттских

жрецов.

— С удовольствием представлю их тебе, божественная! — с готовностью

склонился перед ней Арванд Бихуни. — Когда прикажешь?

— После похорон приведи их в храм Мажан-Арамазда.

— Слушаюсь, великая царица! — сказал он и с поклоном отошел от нее.

Взглядом подозвав стоявших неподалеку Арбок Перча и Таги-Усака,

Мари-Луйс приказала им, едва завершатся похороны, пригласить в храм всех

армянских врачевателей. И еще она спросила у Таги-Усака:

— Докуда ты довез вдову Мурсилиса?

— До Тер Мадона.

— И потом?..

— Потом рабы переправили ее на другой берет, привязали камень на шею

и столкнули в реку...

После поминок царица в сопровождении своей свиты направилась в храм

бога Мажан-Арамазда. Каранни тоже хотел поехать с ней, но она упросила его

не делать этого.

Хеттские жрецы уже были в молельне. Они хором поприветствовали

царицу.

Мари-Луйс, не ответив им, удостоила взглядом только великого жреца

Кама Вараша.

— Как ты себя чувствуешь в облачении армянского жреца? — спросила

она. — Не испытываешь ли неудобства?

— О нет, божественная! — заулыбался Кама Вараш. — Я горд оказанным

мне твоим царственным супругом благодеянием. И это одеяние — тоже его

подарок. Присягнув догматам ваших армянских верований, я надеюсь быть еще

более угодным богам!..

День этот был для Мари-Луйс очень значительным и трудным. Хетты, хоть

и стояли, опустив головы, настороженно следили за ее движениями и явно

боялись, ждали чего-то.

Царица спустилась вниз, туда, где находились кельи жрецов.

— Врачеватели наши здесь? — спросила она идущего рядом Таги-Усака.

— Да, государыня.

— Арбок Перч пусть остается с хеттскими жрецами там, наверху. А ты

отбери-ка из них с десяток и приведи в жертвенное помещение.

— Слушаюсь! — и Таги-Усак ушел.

Врачеватели, все сгрудившись, стояли в шапках.

Мари-Луйс поздоровалась с ними.

Вскоре появился Таги-Усак с хеттами.

— Ну что, астролог, разгадал мои намерения?

— Кажется, да, божественная. Но не надумаешь ли ты изменить их?..

Она, словно не услышав его, оставила вопрос без ответа и обернулась к

врачевателям:

— Сейчас вы должны будете показать все свое искусство.

Не представляя, чего хочет от них царица, врачеватели тем не менее

согласно склонили головы перед ней.

Мари-Луйс приказала хеттским жрецам раздеться догола. Кама Вараш

возопил, но воины тут же заставили его замолчать.

Царица обернулась к врачевателям:

— Итак, начинайте с Кама Вараша. Оскопите его.

— Не делайте этого! Прошу вас, не делайте! Я же теперь с вами, с

армянами! Ведь престолонаследник Каранни сам меня одарил! О боги!..

Врачеватели взяли его в кольцо.

— Я не доверяю тебе, Кама Вараш! — сказала Мари-Луйс — А сохранять

приверженность нашим догматам можно и будучи оскопленным. Вот мы тебя и

проверим. Постыдись. Возьми себя в руки. Мольбы и крики тебе не помогут.

Верховного жреца оскопили. Мари-Луйс сама дала ему успокоительного,

чтобы не очень страдал от боли.

Всю ночь она оставалась в храме, пока врачеватели не разделались со

всеми до единого хеттскими жрецами.

Домой возвращались на рассвете. Колесницей правил Таги-Усак.

Потрясенный содеянным царицей, он не различал дороги перед собой.