Серо Ханзадян - Царица Армянская

Верховному жрецу послабее — разбавить водой.

Арванд Бихуни тяжело вздохнул:

— Но, божественная?..

Царица опять подняла посох.

— Все то, что я тебе сейчас приказываю, Арванд Бихуни, проистекает не

только из нынешних обстоятельств. Так поступали наши предки, царившие до

нас. Богиня Нуар была порочна. Она низвергнута. И так будет!..

Обращаясь уже ко всем присутствующим, царица несколько спокойнее

сказала:

— Надо вырвать языки у всех, кто совращает царя армян Каранни. Стране

нужны крепости, а моего супруга склоняют строить новые и новые храмы,

обители предательств.

В голове у Арванда Бихуни возникла почти безумная мысль. Намек царицы

был откровенным и опасным. Подняв кубок с вином, он неожиданно для всех

сказал:

— Все сущее в руках божьих, великая царица! Божьим велением должен

объявить, что наш царь Каранни — сын богини Нуар и сам — бог! И мы, кто

знает это и благословляет, преисполнены вечной благодарности всеславной

богине Нуар, дарительнице счастья!..

При всем внутреннем негодовании Мари-Луйс старалась быть сдержанной.

— Я жена Каранни, и мне ведомо его происхождение. Ты все это

придумал, Арванд Бихуни.

— Я же сказал, царица, боги внушили мне сие. Неужто кровь твоя не

говорит тебе этого, о великая царица? Нельзя не верить богам!..

Терпение Мари-Луйс иссякло:

— Верховный жрец, ты оставил без ответа мое требование. Приказываю

безотлагательно остановить начатые тобою работы, разрушить то, что успели

построить, и приступить к строительству крепости! Ты слышал меня?!

— Да будет так, великая царица. Я исполню твой приказ! — ответил

Арванд Бихуни, а про себя лишний раз подумал о том, что желает ее гибели,

но пока он бессилен. Однако и бессилие может родить силу...

Выпроводив всех присутствующих, Мари-Луйс снова осталась со своими

мрачными думами. «Нет, то, что я впитала в себя чуть не с молоком матери,

должно свершиться. Сонм богов должен быть низвергнут. Не уповайте на

богов, люди. Они способны только усыплять дух несбыточными мечтами. Вон

ведь и Каранни совратили чарами мерзкой Нуар...»

В столице стояла нестерпимая жара, и Мари-Луйс в сопровождении своей

свиты покинула Куммаху. Надо проехать по провинциям страны.

Подальше от мест, где все напоминало о былом счастье.

* * *

Куда бы ни прибывала Мари-Луйс, везде первым долгом интересовалась,

уничтожены ли идолища многочисленных богов, как это было приказано. Были

места, где еще не успели исполнить повеление, но в основном народ,

особенно мастеровой и весь подневольный люд, с удовольствием отрекался от

бесчисленного множества богов и предавался поклонению только одному богу

Мажан-Арамазду и его супруге богине Эпит-Анаит.

Среди осколков побитых идолов царица с радостью видела и то, что

некогда являло образ порочной богини Нуар. И про себя решала быть столь же

непреклонной в отношении дочери Миная.

В некоторых провинциях царице поведали, что жрецы порушенных храмов

присваивали себе все, что в них было, всю утварь и ценности. С такими она

была беспощадна: им просто сносили головы.

Обращаясь к народу, Мари-Луйс сказала:

— Слушайте, люди! Не я это, а сама судьба покарала вороватых жрецов.

Теперь они мертвы и безопасны. Но вы, живущие, тем не менее будьте начеку.

Ничтожные жрецы так себя возвысили, что и цари им были нипочем. И все это

от многобожия. Почитайте отныне только Мажан-Арамазда!

Народ с воодушевлением внимал речам царицы и исполнял ее волю. А она

теперь видела смысл своей жизни только в разрушении.

И еще: где бы ни находилась, всюду прислушивалась, что говорят о

Каранни. Не подает ли он голоса, не зовет ли ее?.. Но нет... Видно, все

врата надежды закрылись для нее навсегда.

Изредка объявляясь возле царицы, Арванд Бихуни, казалось, воодушевлял

ее, соглашался с содеянным, но про себя считал, что все творимое ею

направлено против него, к его гибели. Однако это его не очень пугало. У

царя Мари-Луйс поддержки не получит. Он сейчас весь во власти своей Нуар.

А царица? Она, конечно, обезумела оттого, что у нее отняли мужа, с ее же,

между прочим, помощью. Но женщину обвести не трудно, считал верховный

жрец. И он всякий раз при встрече с Мари-Луйс плел свои сети, считая, что

вполне преуспевает.

— О великая царица! — завел он свою песнь и на этот раз. — В день,

когда ты родилась, в нашей стране случились необыкновенные явления: воды

Евфрата окрасились в золото, а восход настал раньше обычного, и первый луч

его упал к подножию каменного изваяния бога Мажан-Арамазда в

осчастливленном доме твоего отца. И еще в этот день с гор спустились лани

и сами отдались в жертву храму Эпит-Анаит. И сама она, богиня, явилась

людям в небесах. И теперь, о великая царица, твоими устами глаголет сама

Эпит-Анаит! Ты свято исполняешь ее волю!..

Мари-Луйс горько усмехалась, внимая его пустозвонству, и делала вид,

что верит в его искренность.

— Ты прав, верховный жрец. Я знаю, чем начинаются дни человека и чем

они оканчиваются. Мажан-Арамазд благословил меня, когда я принесла ему

жертву на берегу Евфрата...

Мари-Луйс больше уже ничего и никого не боялась, ничего и ни от кого

не ждала. Правда, частенько сама себя подбадривала: «Я строю для далекого

будущего. Умирая, люди оставляют все потомкам. Ведь в мире рождаются дети.

Так было и так будет извечно...»

Мари-Луйс прибыла в провинцию Тил проверить, исполнил ли Арванд

Бихуни ее приказ, прекратил ли строительство храма богини Нуар.

Послушался, прекратил. Выходит, есть в ней сила. Народ подчиняется ее

желаниям и приказам.

И здесь, в Тиле, царица не удержалась от проявления своего презрения

к жрецам, собравшимся на площади. Она осудила и осмеяла их.

Жрицам велела всем иметь детей. Всем, кого природа не обделила

детородностью. Тех, кто станет уклоняться от этой своей обязанности,

повелела карать смертью.

В толпе Мари-Луйс вдруг увидела Таги-Усака, жреца царского двора. Он

подошел к ней и тихо промолвил:

— Будь хоть немного помилосердней, царица!..

Она засмеялась в ответ. Только засмеялась.

Довольная собой, Мари-Луйс вернулась в Куммаху-Ани.

* * *

Каждое утро по приказу царицы Таги-Усак являлся к ней с докладом о

том, что делает и чем живет двор. Он был лаконичен и почтителен. Старался

не встречаться с ней взглядом.

Царица хотела знать в подробностях обо всем происходящем при дворе и

в городе. И конечно, в тайне души каждый день ждала, что Таги-Усак вдруг

сообщит о царе. Мол, возвращается или шлет привет. Ждала и того, что сам о