Конн Иггульден - Троица

Маргарет снова пробрало нелегкое сомнение. Если это действительно переговоры, то они что-то чересчур просты или ж, наоборот, гораздо сложнее, чем кажутся на первый взгляд. Ей-богу, Оуэн Тюдор с его грубоватой честностью был проще и понятней, чем это показное дружелюбие с двойным дном.

– Я рассчитывала, что твой муж согласится на помолвку между моим сыном и одной из твоих дочерей. А их дети взойдут на престол Англии.

– Согласна! – сверкнула глазами Мария, взмахом ладони словно отрубая путь к отступлению. – А ты знаешь, что имя моей дочери Маргарита, в честь тебя? Ей сейчас пять, но когда вырастет, она станет великолепной парой твоему наследнику-сыну.

– В честь меня? – несколько растерялась Маргарет.

– Французская владычица Англии, что так долго уберегала своего мужа от волков. Какое имя может быть достойней для моей дочери? Я сожалею лишь о том, что наше знакомство так запоздало. Я могла бы тебе помочь, если б мне позволил мой Яков. Человек он был редкостный, теперь таких не встретишь. – При воспоминании о муже на лицо Марии легла тень. Она накренила голову, словно слышала его голос. – Мне помнится, он всегда говорил про одно место; один шип в его львиной лапище, на который он все смотрел, да так и не тронул. Быть может, в память о муже мне бы и не мешало присовокупить его к нашему соглашению… но нет, не буду! Я же сказала, что поддержу тебя четырьмя тысячами войска, а обещанной тобою помолвки с меня более чем достаточно.

– Что за место ты имеешь в виду? – спросила тихо Маргарет.

– Бервик, на реке Твид. Яков говорил, это почти Шотландия. Прямо на границе. Всего-то передвинуть ее на милю, но это было бы великолепной данью его памяти, которую я так чту. А его лэрды посчитали бы меня очень умной и смелой предводительницей, скажи я им, что сумела его отвоевать.

– Уверена, что они так уже и думают, – в серьезности, соединенной с рассеянностью, произнесла Маргарет.

Теперь она была уже уверена, что весь этот разговор шел в русле, целиком намеченном этой молодой женщиной, однако даже при этом цена была не слишком высока. Утрата Генриха наполняла виной и стыдом, который уже нельзя было переносить, невзирая ни на какую цену. Сама мысль о том, что кто-то вроде Йорка может причинить ему вред, скребла нутро колючим смертным ужасом. Будь что будет.

Маргарет склонила голову:

– Бервик твой, Мария. Мой муж не стал бы скаредничать из-за потери одной мили, когда речь идет о судьбе всего королевства.

Мария Гелдернская снова взяла ее ладони и крепко сжала:

– Тогда по рукам. На юг за тобой отправятся лучшие воины во всей Шотландии. Ты знаешь, что мой муж был главой клана? Клан – это от шотландского « кланна », что значит «дети». Они все были ему детьми, а он им прекрасным отцом. Я лично отберу их по бородам, мышцам и ратному мастерству. Ты сделала меня своей союзницей, Маргарет; хотя можно подумать, будто бы я и раньше ею не была. О помолвке мы объявим незамедлительно. Ну а теперь, не присоединишься ли ты ко мне за столом? Мне просто не терпится побольше услышать о Лондоне, о Франции.

Слышно было, как в стекла епископского дворца стрекочет крупный косой дождь. Комната короля освещалась неяркими бликами камина и единственным медным светильником, поставленным сбоку для чтения. Шум дождя разбавлялся единственно шелестом ладони Генриха по бумаге и пришептыванием, с которым он, шевеля губами, читал книжные строки.

Рядом с королем сидел Йорк. Больше здесь никого не было. Слуг епископа услали на вечер вниз по Темзе в Лондон, сопровождать хозяина, так что прибытия Йорка никто не застал. Наружная дверь под нажатием ладони отворилась сама, и Йорк, неся перед собой лампу, задумчиво прошел пустыми коридорам; под сводами разносился лишь звук его собственных шагов.

Сняв с себя промокший плащ, он сел напротив короля, глядя на огонь. К Генриху он сидел так близко, что сторонний наблюдатель подумал бы, что они вдвоем ведут тихую сокровенную беседу. Огонь был небольшим, но в комнате было тепло; темным золотом желтела обшивка стен из древнего дуба. Кто, интересно, был королем, когда в вековых лесах валили эти деревья? Дубовые доски были вырезаны определенно еще до Норманнского завоевания; они и тогда уже были в солидном возрасте. Ну а кто, все-таки – Этельстан? Пожалуй, даже и раньше. Высушены и отполированы тогда, когда королевства Уэссекса и Мерсии не слились еще в единые владения английского трона. Значит, времена Гептархии [13] Семь англосаксонских королевств, существовавших с конца VI по конец VIII в. . Вес самой Истории ощущался в этой комнате. А аромат дыма и воска имел запах самых тонких, самых душистых благовоний.

Между ними находился круглый столик, а на нем всего одна чара, сосуд с вином и еще флакончик со стеклянной затычкой. Взгляд Йорка был прикован к этому натюрморту. Потом он задумчиво перешел к наплывшей на полу лужице от плаща, переливчато поблескивающей красно-золотистыми отражениями углей, словно пролиты были капли живого золота.

Чуть слышное бормотание стихло, и Йорк медленно поднял голову. На него был направлен взгляд Генриха, взирающего с легким, чуть вкрадчивым интересом.

– Я знаю, зачем ты здесь, – неожиданно произнес король. – Я перенес этот недуг, это безумие, которым страдал столь долгое время. Думаю, что у меня оказались похищены целые годы. Но я не слабоумный. И никогда им не был.

Йорк отвел взгляд, распрямившись и сложив руки на коленях. Теперь он не поднимая глаз смотрел на надраенные половицы. Король меж тем заговорил снова:

– У тебя есть какие-нибудь известия о моей жене и сыне, Ричард? Слуги вокруг ходят с пустыми лицами, как будто я призрак, как будто они глухи и немы. Но ведь ты-то меня видишь? Слышишь меня?

– Я вас слышу, ваше величество, – на выдохе ответил Йорк. – И вижу. А с вашей женой и сыном все обстоит благополучно, я в этом уверен.

– Моего мальчика Маргарет нарекла Эдуардом, так же как ты своего. Прекрасный юноша, весельчак. Непоседа. Сколько ему сейчас, Ричард? Тринадцать? А то и постарше?

– Ему восемнадцать, ваше величество. Он выше многих взрослых мужчин.

– Правда? Извини. Я столь многое пропустил. Говорят, сын для отца – превеликая гордость, а дочь – утешение. – Генрих вздохнул. – А вот я бы хотел себе дочерей, Ричард. Может, еще народятся.

Взгляд Йорка скользнул на стол, где стояли чара, сосуд и флакончик.

– Возможно, ваше величество.

– Отец у меня умер прежде, чем я его хотя бы мог упомнить, – посетовал Генрих, щурясь на мутновато-золотистые отсветы огня. – Мною он не гордился, да и не мог. Иногда я жалею, что его не знал. А он меня.

– Ваш отец был великим человеком, ваше величество. Великим королем. – Потупленная голова Йорка склонилась еще сильней. – Проживи он хотя бы еще с десяток лет, многое, очень многое бы изменилось.