Виктория Балашова - Гибель Армады

«Значит, днем небо станет чистым, — отметил Антонио, — ветер разгонит тучи».

Он изучил превратности местной погоды и чуть не ежедневно тренировался ее прогнозировать. Привычка смотреть на небо появилась у него на каракке и не исчезла по сей день. В большинстве случаев Антонио не ошибался. Не ошибся он и сегодня. К полудню они дошли до города, и в тот же момент их ослепило яркое, хоть и по-зимнему холодное солнце.

Эйлин провела его по небольшому городку. Антонио до этого в Ирландии видел лишь пару заброшенных замков, да крепкий дом Эйлин. Городок Лавафелт удивил испанца. Домики отличались от испанских, но были аккуратными и светлыми. В Испании окна в основном всегда закрывали ставнями. Здесь ставни оставляли открытыми. В испанских домах располагались сады и большие внутренние дворики. У ирландцев многие дома выходили прямо на улицу.

«Ну а грязь под ногами есть грязь под ногами, — усмехнулся Антонио, — во всех странах от нее не сбежать». Башмаки шлепали по лужам, кое-где виднелся нерастаявший снег.

Люди на улицах одевались тоже иначе, чем в Испании: деревянные, высокие башмаки, шерстяные куртки, плащи и накидки, теплые платки на головах женщин и менее широкополые, нежели испанские, шляпы у мужчин. Никаких белоснежных, высоких воротников и бесформенных платьев, скрывавших женскую фигуру. Тут юбки подчеркивали талию их обладательниц, хоть и сшиты были из более грубой, чаще серого цвета, ткани. Ну и, конечно, мужские юбки, не перестававшие удивлять Антонио. К своей он так и не смог привыкнуть.

Пройдя по главной улице, Эйлин и Антонио очутились около церкви.

— Пойдем, — девушка явно пыталась затащить Антонио внутрь.

Вспомнив про англичан, Антонио засопротивлялся. Он толком разницы между католиками и протестантами не знал. «Крестовый поход против еретиков» — называли Армаду. Но что в действительности представляли собой еретики? Встав возле церкви, Антонио набирался мужества. Вдруг англичане превратили в протестантов и ирландцев? Если превратили, то чем это чревато? Войдешь в их церковь, и обрушится на тебя кара Господня, разверзнутся ворота ада!

Антонио показал Эйлин крестик, вытащив его из-под рубашки. Она кивнула и показала свой.

— Католики, — девушка развела руками, будто охватывая всю площадь.

«Хорошо. Рискну», — набрался мужества Антонио и обреченно пошел в церковь. Его не покидал страх, который ему самому был до конца непонятен.

В церкви стоял полумрак. Пламя многочисленных свечей освещало помещение лишь отчасти. Люди сидели на скамьях. Эйлин еле-еле нашла свободное местечко. Они уселись, и тут Антонио заметил, что попал на свадьбу. Впереди возле священника стояли жених и невеста. На невесте было голубое платье, волосы заплетены в косу. На плечах лежал красивый, яркий платок. В отличие от Эйлин коса невесты лежала у шеи, а не на макушке. На женихе — оранжевая юбка, белая рубашка, черная жилетка с вышитыми на ней цветами и куртка.

После церемонии тишина, до этого стоявшая в церкви, нарушилась шумом отодвигаемых лавок, стуком башмаков и голосами людей. Эйлин показала рукой на себя и на Антонио, а затем на жениха и невесту. Она встала и повела за собой Антонио. Оказалось, шли они к священнику. Эйлин говорила с ним довольно быстро, но Антонио догадался: она договаривается о свадьбе.

Очутившись вновь на улице, Эйлин внимательно посмотрела Антонио в глаза:

— Ты на мне женишься? — спросила она, потыкав в кольцо на пальце и на церковь.

Он понял. Проглотив комок в горле, Антонио кивнул. Теперь плакать хотелось ему. И не из-за того, что он не хотел жениться на Эйлин, а оттого, что понимал, путь домой для него отрезан будет навсегда.

Неподалеку крестьяне начали играть на странном инструменте зажигательную мелодию. Вокруг них образовалась толпа. Ирландцы лихо отплясывали под музыку. Они будто поставили себе цель взбить грязь под ногами, как сливки. В основном во время диковинного танца двигались ноги: они так шустро поднимали и опускали коленки, что в глазах рябило.

Антонио показал на незнакомый инструмент, пожав плечами.

— Волынка, — по слогам произнесла Эйлин, — волынка.

Слово звучало странно, но красиво. Антонио самого тянуло в пляс. Музыка кружила, завораживала. Темп становился все быстрее. Ноги в башмаках месили грязь. На разлетавшиеся брызги никто не обращал внимания. Те, кто не танцевал, хлопали в такт в ладоши. Рядом с волынщиками сел скрипач. Скрипку Антонио знал. Но никогда он не видел, чтобы на ней так играли. Смычок летал над струнами с безумной скоростью, выдавая энергичные звуки. Музыканты, казалось, тоже готовы были пуститься в пляс. Они сидели, но их ноги отбивали барабанную дробь. Порой они подскакивали на скамейке, со всей силы плюхаясь потом на нее обратно.

Эйлин хлопала и ножкой постукивала по земле. На ее лице играла улыбка. Мысли о доме отпустили Антонио. Он не мог не присоединиться к веселившимся ирландцам. Его ладоши сами собой захлопали, а ноги стали отбивать такт. Он не заметил, как улыбнулся. Антонио улыбался искренне и открыто, пожалуй, впервые за прошедшие полгода.

Иногда на Антонио с любопытством поглядывали. Он был ниже местных мужчин, да и слишком уж темноват. Но Эйлин сделала свое дело: она подстригла его, и черные волосы скрылись под узкой шляпой, яркий костюм и плащ скрывали загорелую кожу. А девушка полностью сливалась с толпой. Сегодня она нарядилась. Вместо серой юбки на ней красовалась зеленая. На плечах лежал вышитый платок. Эйлин вышила на нем цветы всех возможных расцветок и зеленые листья, которые гармонировали с юбкой.

Проголодавшись, они пошли на ярмарку. Свежая рыба, тушеная баранина и свинина, перемешанные с овощами, оладьи и пироги с мясом — чего только не предлагали жители Лавафета отведать! Густое, темное пиво потекло по жилам, согревая и поднимая настроение. Антонио смотрел на свою невесту. Он и не предполагал, что общаться люди могут, лишь обмениваясь взглядами. Ему и Эйлин не требовалось слов, они не писали друг другу любовных писем, не говорили витиеватых слов для выражения своих чувств. Антонио понимал, он стал другим, он стал частью этих людей, суровых и веселых одновременно. Он изменился. Пожалуй, он не превратился в ирландца, но и испанцем уже не был…

Обратная дорога ему показалась недолгой. Стемнело. Закрапал мелкий дождик. Вернувшись домой, Эйлин сразу поставила на стол ужин.

— Когда свадьба? — написал пером на листке бумаги Антонио. Теперь он старался писать, а не искать слова в книгах — так они запоминались лучше.

— Через два дня, — ответила Эйлин.

— Почему я не могу говорить с тобой дома? Нас никто не видит, — написал Антонио волновавший его вопрос.