Джон Шорс - Танцующая на лепестках лотоса

Вибол после смерти матери почти не разговаривал, и Боран знал, что тот винит себя в ее гибели. Положив руку на плечо сына, он сказал:

— Вот видишь, сынок, она с нами.

— Нет, — всхлипнув, отозвался Вибол.

— Да.

— Это моя вина. Это только моя вина.

— Но ведь ты держишь ее в руках прямо сейчас. И она не пришла бы к тебе… если бы считала тебя в чем-то виноватым.

Вибол пристально рассматривал цветок, с благоговением прикасаясь к его нежным лепесткам. Он начал дрожать, задышал тяжело, руки у него затряслись.

Боран обнял обоих своих сыновей и притянул их к себе. Они обхватили его руками, а он пообещал им, что они будут счастливы, что этот цветок дает им надежду на это. Он ощутил присутствие Сории, когда меньше всего ожидал этого, когда ее тело еще находилось в огненном аду, когда ее у него отбирали. От них уходило ее тело, но не она сама. Она была в нем, в них всех.

Прижимаясь друг к другу и вместе оплакивая ее, они искали и находили утешение в этих объятиях. Вибол продолжал лелеять белый цветок, держа его у своей груди.

— Ты уверен? — наконец едва слышно спросил он.

Боран кивнул. Ему по-прежнему было больно, а из глаз продолжали течь слезы, но он видел в этом цветке знак свыше. Она была рядом. Частичка ее осталась с ними.

В этот момент он понял, что они построят свой дом прямо здесь, где они стоят. На месте, где догорает ее тело, они посадят цветы, и однажды к ним вернется веселый смех, в тени деревьев будут плескаться дети, жизнь продолжится и будет расцветать.

И когда-нибудь, когда сыновья крепко станут на ноги и у них все будет хорошо, он последует за ней. Он почувствует, как его уносит ветром ввысь, как сейчас унесло ее. Он взмоет в небо и посмотрит оттуда на своих близких, смакуя каждое воспоминание о них и лелея ту ниточку, которая всегда будет связывать их всех вместе.

Теперь его сыновья были свободными. И находились в безопасности.

Сознавая это, он может спокойно отдохнуть. А в один прекрасный день он упокоится рядом с ней.

Чуть позже в этот же день тысячи кхмеров под стенами Ангкор-Вата праздновали победу короля Джаявара. Несмотря на царившую вокруг храма суматоху, в «комнате эха» было тихо. Асал и Воисанна стояли там рядом, взявшись за руки и прижимаясь спинами к каменной стене. Они били себя кулаком в грудь, слушали отдаленный колокольный звон и посылали небесам благодарственные молитвы.

Оба улыбались.

— Я очень рада, — сказала Воисанна, — что столько подруг Чаи остались в живых. Она так счастлива оказаться снова вместе с ними.

Асал кивнул. Ему до сих пор с трудом верилось, что все сложилось так удачно и что его мечты осуществились. Он думал, что погибнет, либо сам, либо вместе с Воисанной. А теперь он держал ее за руку и пытался убедить себя в том, что это не иллюзия, что каким-то невероятным образом он избежал множества несчастий и попал в место, где царит красота и где испытываешь одно лишь удовлетворение.

— Я тебе когда-то говорил, — тихо произнес он, — что, когда я впервые увидел Ангкор-Ват, я был… так поражен его величием и волшебной красотой, что понял: кхмеры очень хорошие и благородные люди. Чтобы создавать такие башни, такие чудеса, нужно иметь чистое сердце.

— Это верно.

— Но вот чего я не знал, моя госпожа, и о чем даже не догадывался, так это о том, что я влюблюсь в кхмерку, в женщину, которая заставит меня ощутить в себе больше жизни, чем когда-либо до этого.

Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее.

— И что нам делать теперь, когда война закончилась? — Она снова поцеловала его руку, а потом ласково куснула за большой палец. — Я не наскучу тебе, если меня уже не нужно будет ни от кого спасать?

— Как знать! — задумчиво произнес он, чтобы поддразнить ее.

Воисанна рассмеялась и толкнула его.

— И это все, что ты можешь мне сказать?

— Нет.

— Что это ты вдруг притих? Куда подевался мой отважный чам?

Сердце в груди его взволнованно забилось. Он начал было говорить, но с улыбкой умолк. После паузы он сказал:

— Я хотел тебя кое о чем спросить. Этого вопроса я никогда в жизни никому не задавал и надеюсь, что и не задам больше.

— Что же это за вопрос?

Он встал к ней лицом и взял ее за обе руки.

— Мне очень приятно называть тебя «моя госпожа». Но было бы несравненно приятнее называть «моя жена». Разделишь ли ты со мной жизнь, Воисанна? — Он склонил перед ней голову. — Наибольшее для меня удовольствие — это каждый день видеть первым и последним твое лицо.

Она поднялась на цыпочки и, прижавшись к нему, поцеловала его в губы.

— Только я буду закрывать глаза последней. Не хочу оставлять тебя. Даже на время сна.

— Означает ли это «да»?

— Это «да», и еще тысячу раз «да».

Не раздумывая, он обхватил руками ее бедра и приподнял ее, продолжая смотреть ей в глаза. Она была такой легкой, хоть и стала самой действенной силой в его жизни. Он был готов умереть за нее, готов посвятить ей весь остаток своей жизни.

— Мне хочется кричать, — улыбаясь, сказал он. — Хочется крикнуть богам «спасибо».

— Так крикни. И пусть они услышат тебя.

Он смотрел в темноту у себя над головой и чувствовал, как внутри у него разрастается что-то незнакомое, неуемная радость, какой он никогда не испытывал и даже не мог себе представить нечто подобное. Он ощутил в себе силу более мощную, чем ярость битвы, чем страх смерти. Она продолжала нарастать, расцвечивая его душу незнакомыми огнями. Эта радость поднимала его ввысь, уносила настолько близко к богам, как никогда до этого.

И ему не нужно было подавать голос, не нужно было громко кричать, потому что боги знали, что он думает и что он чувствует.

Они ликовали на небесах вместе с ним.

Джаявар и Аджадеви стояли возле верхушки башни Ангкор-Вата и смотрели оттуда на свой город. На громадную территорию храмового комплекса пришли кхмеры всех возрастов и сословий, чтобы отпраздновать победу. Люди веселились, пели и молились. Еще до начала праздника они все вместе уничтожили любые следы пребывания в стране чамов. На многих домах и даже башнях далеких храмов висели флаги, под которыми победители шли в бой.

Аджадеви взглянула на верхушку самой высокой башни Ангкор-Вата, которая сияла в лучах заходящего солнца. Она любовалась храмом, а затем перевела взгляд на храмовый ров, на толпы людей, собравшихся на его берегах и плещущихся в воде. Она ощутила единство своего народа, и ее охватило чувство гордости за него.

Она повернулась к Джаявару, на котором была яркая набедренная повязка с узором из разнообразных цветов на зеленом фоне, а на поясе висела золотая сабля его отца. На шее и запястьях были украшения с драгоценными камнями. Он не хотел наряжаться, но она настояла на этом. Чтобы править, как король, он должен выглядеть, как настоящий король.