Джон Шорс - Танцующая на лепестках лотоса

Годы тренировок закалили его тело. Хотя Асал был почти на голову ниже своего короля, он все же был весьма крупным мужчиной с широкими плечами и мощными мышцами. Волосы его были зачесаны назад и связаны на макушке в узел, как и у других чамов, но все же они были немного длиннее и поэтому развевались, когда он бежал или сражался. Головной убор в форме перевернутого бутона лотоса частично закрывал его глаза и должен был приносить ему утешение в бою и говорить и другу и врагу о его просветленности. Время не наложило отпечаток на его лицо, которое все еще выглядело очень юным. Если он улыбался, улыбка его была широкой и доброжелательной. В глазах его горел огонь, а кожа была цвета меда. В отличие от большинства командиров, он не носил драгоценных украшений. Вместо того чтобы тратить военную добычу на кольца и ожерелья, он покупал себе самое лучшее оружие и щиты.

Осмелившись отвлечь свое внимание от короля, Асал взглянул на остальные лодки: их было бесчисленное множество, словно волосы, связанные в узел на его голове. Куда бы он ни посмотрел, взгляд его натыкался на сверкающую сталь и воинов, стоявших плотными группами. Во влажном воздухе висел тяжелый запах пота, экскрементов и рвоты. Над рекой разносились подбадривающие голоса командиров, настраивающих своих солдат сражаться так, чтобы их предки могли гордиться ими.

Несколько небольших быстрых лодок обогнали королевское судно. В них плыли лучники и самые сильные бойцы. Заметив кхмерских рыбаков или охотников, они устремлялись вперед, и тогда воды реки окрашивались кровью неприятеля. В этом смысле армия чамов напоминала неумолимо распространяющуюся смертельную болезнь, убивающую все на своем пути.

Асал оглянулся на Индравармана. Выступить в поход на лодках была его, Асала, идея, и теперь он волновался, все ли пойдет так, как он задумал. Что, если кхмеры уже закончили собирать ополчение и готовы к нападению, ожидая их на своих грозных боевых слонах? Что, если слишком много чамов заболели в этом долгом путешествии по воде или плохо подготовлены для предстоящей жестокой битвы? Асал знал, что, если его план успешно сработает, он сам и его еще не родившиеся дети будут до конца своих дней обеспечены, у них будет достаточно и власти, и богатства. В случае же неудачи лучше уж погибнуть в бою, чем уповать на снисхождение или милость короля.

Слушая, как Индраварман говорит о разграблении городов врага и военной добыче, Асал напомнил себе, что следует избегать таких соблазнов. Он хотел захватить в плен кхмерского короля или принца. Это гарантировало бы ему славу и почести, и тогда его дети никогда не будут знать голода или бесчестия. Пока другие воины будут сражаться за драгоценности и женщин, он собирался с группой надежных, проверенных бойцов пробиться вглубь кхмерской цитадели.

Устав от собственных размышлений и монотонного неспешного движения лодки, Асал сосредоточился на Индравармане, обращая свое внимание на то, как подданные слушают короля, стараясь поймать на себе его взгляд.

— Наше противостояние с кхмерами слишком затянулось, — сказал Индраварман и с этими словами встал. Он резко выбросил вперед свое копье, и все остальные тоже вскинули копья. — Поэтому сегодня мы покончим с этим, — продолжил он и на удачу потер зашитый под кожу кусочек железа у себя на животе. — Оставьте их храмы мне, но уничтожьте их священников, чиновников, мужчин, их надежды. Пусть они испугаются нас настолько, чтобы уже больше никогда не решились пойти на нас войной. Я хочу, чтобы их женщины, старики и дети были такими же покорными, как собака, которую все пинают с самого ее рождения. Если кхмерский воин попросит у вас пощады, проткните его копьем, как жалкую свинью. Если ребенок увидит смерть своего отца, убейте и ребенка, ибо жажда мести бывает острее любого клинка.

Военачальники эхом повторяли слова Идравармана, в такт стуча оружием о свои щиты, а Асал тем временем пристально смотрел вперед, в сторону города, который вскоре будет сожжен. Он знал, что Индраварман будет внимательно наблюдать за ним, и он должен проявить себя в бою. Если он хочет с гордо поднятой головой жить свободной жизнью, сегодня он обязан биться как лев.

Закрыв глаза и полностью отрешившись от того, что происходило вокруг, Асал с такой силой сжал древко своего копья, что у него побелели костяшки пальцев. Он думал о своей жене, которую пока не встретил, и о своих еще не родившихся детях. Понимание, что их будущее зависит от сегодняшнего дня, придавало ему решимости и сил. Он знал, что кхмеры будут умирать, поверженные его копьем. Они будут гибнуть во множестве. Но создаст ли это ему имя? Будут ли его будущая жена и дети гордиться им, сумеет ли он сделать так, чтобы они никогда не знали боли, голода и страха?

Его соплеменники, плывшие впереди, настигли три кхмерские рыбачьи лодки. Вскоре трупы рыбаков проплыли мимо лодки. Чамы издевались над телами мертвецов, осыпая их насмешками и стреляя в них из луков.

Асал проверил заточку острия своего копья, проведя им по ногтю большого пальца. На палубу упала тонкая стружка.

«Пришло мое время! — подумал он. — Время мое, моих предков, моей семьи — оно наступает прямо сейчас».

Чуть выше по течению, на притоке главной реки отец и двое его сыновей втаскивали в лодку длинную рыбацкую сеть. Отец семейства, хоть ему еще не было и сорока, выглядел таким же ветхим, как и его лодка, выдолбленная из цельного ствола дерева. Когда-то она была гладкой, без царапин, но это было в далеком прошлом. Хотя лодка все еще была довольно прочной и пригодной для использования, всю ее поверхность покрывали следы многочисленных повреждений. Этим она напоминала главу семейства — лицо его преждевременно покрылось морщинами и складками от длительного пребывания на солнце, а кожа была такой же темной, как грязные воды реки, на которой он занимался своим ремеслом. И хотя тело его было еще мускулистым и сильным, он был крайне изможден: тридцать лет ежедневной ловли карпов и сомов в этой реке не прошли даром. На левой руке отсутствовал большой палец. И руки и ноги были покрыты шрамами — следами ран от рыболовных крючков и ножа, а также полученных в результате встреч с каймановыми черепахами и крокодилами.

На носу лодки двое его сыновей, четырнадцатилетних близнецов, поднимали на борт крупноячеистую сеть. Как и их отец, они были практически голыми, если не считать совсем небольших набедренных повязок. Ни на одном из них не было никаких украшений — это был удел богатых, а даже самый хороший улов сомов никогда не приносил в руки их отца серебра.

Во время работы юноши постоянно наклонялись и разгибались. Хотя внешне и поведением они во многом были очень похожи, все же между ними имелось одно очень существенное различие — один из них был зрячим, а второй почти ничего не видел. Зрячего звали Вибол, а его брата — Прак. Хотя отец гордился обоими своими сыновьями, он все же в глубине души всегда восхищался Праком, которому ни в чем не препятствовал его недостаток. Во многих отношениях Прак был той самой веревочкой, которая связывала вместе членов семьи, помогая им не унывать и с улыбкой встречать пустые сети, а также находить слова утешения, когда из-за полчищ комаров и постоянной нищеты жить становилось невмоготу.