Джон Шорс - Танцующая на лепестках лотоса

Чьи-то руки пытались оторвать его от нее, но она продолжала сжимать его хрупкое тельце, даже когда чамы стали бить ее руками и ногами. Она снова и снова звала его по имени, сопротивляясь, как никогда в жизни, и отчаянно пытаясь удержать братика, пока его душа отлетала на небеса: она верила, что, если в этот момент он будет думать о ней, об их родителях, он сможет в следующей жизни родиться в той же самой семье — в их семье. Она выкрикивала слова любви и имена их родственников, стараясь направить его душу, понимая, что в момент смерти у души есть множество вариантов, куда она может отправиться.

Древко копья ударило ее по голове. Задохнувшись, она запнулась на полуслове. Продолжая держать брата за руку, она упала на него, придавив его к земле своим телом, и сознание ее затуманилось.

И тогда она увидела его улыбающимся.

Затем чамы куда-то поволокли ее.

В течение жизни многих поколений город Ангкор процветал. Его храмы и дворцы протянулись с востока на запад, словно вдохновляемые ежедневным движением солнца по небосводу. Стены грандиозных сооружений были украшены великолепными позолоченными барельефами, вдоль дорог и храмовых рвов, на мостах и в парках высились величественные статуи. Столь же впечатляющим образом картину города своим богатством и достоинством дополняли жители этого города, которые вместе молились, работали, купались.

Ни время, ни капризы суровой погоды не могли умалить красоту чудесного Ангкора. Но теперь окраины города были в огне, следовательно, боги, защищавшие его, отвернулись от Ангкора. Пока остатки кхмерской армии сражались с захватчиками, а конные гонцы скакали за подмогой, простые горожане ринулись в джунгли — одним удалось укрыться, другие нашли там лишь смерть и отчаяние. Их голоса даже перекрывали шум сражения — стук секир о щиты и трубные вопли немногочисленных кхмерских боевых слонов, которые на тот момент были полностью оснащены и готовы к бою. Казалось, что чамы в их странных головных уборах в форме перевернутого цветка находятся повсюду, ими буквально кишело все вокруг. Похоже, что на каждого кхмера приходилось по два или даже по три чама. И хотя кхмеры яростно сражались за свои дома и жизнь своих близких, большинство из них были не готовы биться. Очень немногие были вооружены, еще меньше сумели найти своих командиров и выстроиться подобающим образом — в боевые порядки. Несмотря на многочисленность армии чамов, ее приближение оставалось незамеченным до самого последнего момента, когда оказалось уже слишком поздно что-либо предпринимать, и спасти город было невозможно.

Неподалеку от Ангкор-Вата и королевского дворца, в храме под названием Бакхенг Джаявар и Аджадеви сражались за свою жизнь вместе с несколькими сотнями кхмерских воинов, простых горожан, слуг и рабов. Хотя Бакхенг стоял на холме, устремляясь ввысь в виде ступенчатой пирамиды, украшенной громадными статуями горделиво стоящих оскалившихся львов, кхмеров теснил враг. У Джаявара, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки, в одной руке был чамский топор, а в другой — кхмерский щит. Хотя некоторые из его людей побежали спасать свои семьи, Джаявар не отступал, сражаясь впереди Аджадеви и защищая свою жену от чамов, которые продолжали наседать на них, привлеченные видом ее золотых и серебряных браслетов. Поэтому Аджадеви сняла свои драгоценности, но чамы все равно старались захватить ее в плен, понимая, что она женщина высокого происхождения.

Топор Джаявара разбил чамский деревянный щит и глубоко вошел в человеческую плоть. Хотя воин этот был еще жив, Джаявар забрал у него копье и бросил его Аджадеви. Она поймала копье на лету и сделала выпад в сторону ближайшего чама. Он отразил ее удар саблей, но при этом открылся, и другой кхмерский воин сразил его.

Кашляя от густого дыма, валившего из казарм, расположенных рядом с королевским дворцом, Джаявар пытался унять захлестывавшие его эмоции и обдумать происходящее. Чамы явно пришли со стороны реки, но потом рассредоточились и атаковали Ангкор сразу с разных направлений, сея повсюду невообразимый хаос и ужас. Между силами нападавших и защищавших не было четкой границы — лишь очаги сражений. Несколько десятков кхмерских солдат на боевых слонах и запряженных лошадьми боевых колесницах неистово бросались на врага на открытом месте, но Джаявар видел, что их слишком мало.

— Нужно уходить! — крикнула ему Аджадеви.

Только сейчас Джаявар осознал, что она вся в крови. Он принялся искать глазами ее рану, а затем скорбно свел брови, когда чамское копье, отскочив от его щита, пронзило стоявшего рядом с ним кхмера.

— Это не моя кровь! — пронзительно крикнула Аджадеви.

— Но…

— Веди нас, Джаявар! Веди нас за собой!

Он окинул взглядом место самой яростной схватки — королевский дворец, окруженный тысячами чамов. Внезапно его охватило отчаяние. Он жаждал сражаться за своих родителей, остальных своих жен, своих детей, хотя и понимал, что они, скорее всего, все будут убиты — враги наверняка планировали обрубить все ниточки, ведущие к королевскому трону. Но с теми немногочисленными солдатами, кто был сейчас рядом с ним, он просто не мог пробиться туда. Его семья была обречена.

Хотя Джаявар никогда не испытывал радости в сражении, как некоторые мужчины, в бою он был лучше всех: его секира неумолимо поднималась и обрушивалась на врагов, сея смерть. Видя, как их принц успешно одолевает неприятеля, кхмерские воины, воодушевленные его примером, заставили чамов отступить.

Однако битва уже была проиграна. Чтобы убедиться в своих худших опасениях, Джаявар принялся пробираться к верхушке храма. Приказав своим людям защищать Аджадеви, он начал взбираться по одной из главных лестниц здания, и его перепачканные в крови руки скользили по каменным лапам львов, когда он опирался на них, преодолевая крутые ступени. Оказавшись наверху, он увидел, что весь город уже горит, и в отчаянии ударил кулаком бесчувственный камень. Повсюду полыхали дома, а чамы добивали остатки некогда могущественной кхмерской армии. Некоторые из его соотечественников бросились бежать в джунгли. Преследовали немногих, потому что чамам не терпелось, сломив последнее сопротивление, начать грабить город.

Джаявар поспешил вниз по лестнице. Он не собирался советоваться с кем-либо из своих командиров, а сразу направился к жене.

— Ангкор потерян! — крикнула она.

— Мой отец…

— Хотел бы, чтобы ты остался в живых. Вот и живи!

— Но как же мои дети? Я должен найти их!

— Они уже мертвы. Я очень сожалею, любовь моя, но все они мертвы.

— Нет!

— Ты должен спасаться бегством!

Неподалеку зазвучали боевые трубы. Звук этот был незнакомым, и Джаявар понял, что подходят основные силы чамов. Он подумал о своих детях, боясь, что Аджадеви была права, но пытаясь отбросить мысли о возможности такого исхода. Мир вокруг него закружился, и он закрыл глаза. Аджадеви схватила его за руку и крикнула, что ему следует думать о своей империи, о своем народе. Покачнувшись, он сделал шаг в сторону королевского дворца: ему хотелось даже в смерти быть рядом с теми, кого он любил. Но Аджадеви, должно быть, угадала его мысли, потому что тут же высказала предположение, что кому-то из его детей, возможно, удалось скрыться и что он никогда не сможет помочь им, если будет убит.