Лора Вальден - В долине горячих источников

— Руо Моко? — испуганно переспросила Пайка. Слова матери привели ее в ужас.

— Руо Моко, бог землетрясений. Однажды он пришел в ярость, потому что пакеха нарушили покой наших предков и навлекли на людей большую беду! — Она умолкла и захрипела.

— Тебе нельзя так много разговаривать! — принялась умолять ее Пайка.

— Я должна. Этого требуют от меня предки! Я ведь ушла из Тауранга только потому, что они потребовали от меня сказать правду, — из последних сил прошептала Мере. Она хотела поднять руку, но у нее не получилось. — Пакеха! — угасающим голосом прошептала она. И снова: — Пакеха!

И она замолчала, взгляд ее стал застывшим, глаза — невидящими.

— Нет, мама, пожалуйста, не оставляй меня! — умоляла парализованная ужасом Пайка.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что произошло. Осознав, что любимая мать ушла навеки, она всхлипнула и принялась трясти умершую. Когда Мере не пошевелилась, девочка закричала и выбежала из дома.

— Ублюдок маори! Ублюдок маори! — крикнул кто-то ей вслед, но впервые в жизни ей не было дела до обидных слов Дарко и его прихлебателей. Была боль — больше всего остального.

Не колеблясь, Пайка вошла в салун. Ее отчим сидел за столом с несколькими мужчинами, они пили и играли в карты.

— Мама! — пролепетала она. — Мама!

Все, что было потом, происходило как в тумане. Золтан поднялся, молча взял ее за руку и потащил к двери. По дороге они встретили Дарко и его приятелей, но те лишь молча смотрели на Пайку и ее отчима.

У постели жены Золтан самым жалким образом разрыдался. Пайка никогда прежде не видела, чтобы он плакал. Громко причитая, он упал на женщину и покрыл ее лицо поцелуями. Раньше Пайке ни разу не довелось видеть, чтобы отчим обнимал и целовал мать.

Взяв себя в руки, Золтан послал падчерицу к католическому священнику, жившему в конце улицы.

— Но мама хотела вернуться к предкам, — осмелилась возразить Пайка, однако отчим лишь бросил ей:

— Делай, что я говорю!

И Пайка, всхлипывая, отправилась в путь.

Через несколько дней после погребения Мере отец Томислав нанес оставшимся членам семьи неожиданный визит. Священник очень тревожился о судьбе сироты, как он не уставал повторять, и предложил Золтану Градичу отдать Пайку в приют. В хороший приют, где она сможет многому научиться. Но Золтан отказался, пообещав заботиться о девочке, как о родной дочери.

— А ты чего хочешь, дитя мое? — спросил священник у Пайки.

— Вернуться в Тауранга, к своему племени, — не колеблясь, ответила она.

Такого ответа отец Томислав не ожидал и решил, что в сложившейся ситуации уж лучше пусть девочка остается с отчимом, чем вернется одна к дикарям, как он про себя называл маори.

После смерти матери дразнить Пайку перестали. Даже Дарко вел себя по отношению к ней порядочно. Однако все это не помогало девочке пережить тяжкую утрату, лишь облегчало повседневную жизнь, которая после столь печального события стала очень тяжелой: она должна была убирать дом и готовить для отчима, характер которого постепенно становился невыносимым. Все домашние тяготы легли ей на плечи.

Отчим был очень требователен в отношении чистоты и порядка, еды и питья, но денег приносил домой все меньше, поскольку редко выходил на работу в лесах каури, а все больше времени проводил в салуне. В какой-то момент ей перестали давать в долг в магазине колониальных товаров. Когда на столе стал появляться только сладкий картофель, отчим начал ругать ее. При этом сама Пайка зачастую ничего не ела и сильно похудела.

Некоторое время мастера из далматов и старые друзья с родины ее отчима еще могли прикрывать его, но однажды он был настолько пьян, что упал под ноги одному из людей Гамильтона. На следующий же день ему объявили, что он может больше не приходить в лес каури. В свои двенадцать лет Пайка прекрасно понимала, что это означает. Втайне она надеялась, что он наконец-то пошлет ее к иви бабушки. Иногда она сама подумывала о том, чтобы просто сбежать и добраться туда самостоятельно. И только жалость к отчиму, от которого осталась лишь тень прежнего человека, останавливала ее. Казалось, для него было важно, чтобы она находилась рядом, поскольку в моменты трезвости он приносил домой еду и заставлял ее все съесть, потому что она совсем отощала, как с тревогой отмечал он. Однако эта нежность уже на следующий день могла смениться безумной яростью, если она не подавала на стол ужин.

И, несмотря на все это, Пайка никак не могла решиться бросить Золтана, потому что, как бы там ни было, он помешал отдать ее в приют. Это его решение девочка ценила очень высоко, хотя повседневная жизнь с ним была далеко не простой. Он почти перестал разговаривать, только размышлял — даже если был трезв. Он совершенно запустил себя и перестал мыться. Пайке всякий раз становилось стыдно, когда приходилось выйти с ним на улицу. Она все больше и больше погружалась в собственный мир, много читала, вернее, читала все, что мог достать ей учитель. А отчим ее не трогал.

И так было вплоть до той кошмарной ночи. Пайка тщетно прождала отчима к ужину — у одного из соседей ей удалось выпросить пару сладких картофелин, — а потом, не дождавшись, легла в постель и стала читать при свете свечи. Когда отчим вернулся домой, громко стуча башмаками, она подумала, что он, как обычно, побредет к себе в комнату, но тут почувствовала его тяжелое дыхание.

— Пойдем! — едва ворочая языком, произнес он, выхватил книгу у нее из рук, швырнул в угол и вытащил девочку за руку из постели.

Пайка дрожала от страха, но пошла за ним в спальню. Не успела она сообразить, что к чему, как он толкнул ее и она упала на его постель, больно ударившись. Испуганно поднялась, но он уже преградил ей дорогу и крепко схватил за плечи.

— Ты останешься здесь. Ложись обратно! — накинулся он на нее.

Пайке стало дурно от его запаха. Чего хочет от нее этот пьяный человек? Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, что оказалась в опасности.

— Пожалуйста, отпусти меня! — стала умолять девочка. — Я хочу вернуться к себе в постель!

Ответом ей была звонкая пощечина. Голова гудела от сильного удара, Пайка задрожала всем телом.

— Это твоя постель. Теперь ты — моя женщина, — заплетающимся языком пробормотал он, снова швырнул ее на подушки и грубо рванул ночную сорочку.

Пайка замерла от страха, но стоило ему запустить руку под рубашку, как она принялась отбиваться. Она быстро подтянула ноги к груди и изо всех сил ударила его ногами в живот.

Он обмяк и громко захныкал.

Пайка вскочила и побежала к двери. Там она еще раз обернулась, потому что теперь он принялся причитать во все горло:

— Да простит меня Господь! — Выглядел он жалко, но у Пайки была лишь одна цель: как можно скорее убраться в безопасное место.