Овидий Горчаков - Если б мы не любили так нежно

В общем, свадьба была что надо, веселая, незабываемая!..

Великий Боже! Куда он попал?! Ферязи и телогреи! Горлатые шапки и кики! Азиатско-татарские одежды… А у Наташи — голубые глаза, как в двух абердинских реках — в Дине и в Доне, Доне и Дине!.. Но у Наташи волосы не рыжие, как у Шарон, а русые…

Шесть лет сражался он за Московию. И вот он, пройдя огонь и воду (тогда о медных трубах не вспоминали), в 23 года женился на русской девушке…

Нет, клянусь Иисусом Христом или скорее Аллахом и Магометом, пророком его: почему не дано было мне иметь гаремчик из двух любимых моих девушек: Шарон и Наташи?!.

Он поцеловался с тестем, и оба обернулись и плюнули: Джорджу было противно целовать бороду с усищами, а тестю — усищи с бородищами…

И снова полез за пазуху к теще… А может, не той теще?!.

А все-таки он врезал фон Визину, другу по рейтарскому полку, ливонскому рыцарю, перешедшему на сторону Москвы… И он полез на тещу!.. За это папа Наташи вмиг выбросил его вон из дому…

Потом, порядком обрусев, Джордж Лермонт пытливо спрашивал себя: а разве не объясняются эта дикость, эта свирепость, это пристрастие к зеленому змию всей страшной историей этого народа? Его татаро-монгольским игом?! Вон Шотландия перестала быть, ну, почти перестала быть Шотландией за считанные годы английского ига, хотя с монголами и татарами, конечно, англичан, цивилизованных, хоть и своекорыстных, не сравнишь. Ведь не было у монголов ни Шекспира, ни других гигантов Елизаветинской эпохи!..

Лермонту необыкновенно повезло: его тесть, уйдя от дел, или, как позднее говорили по-русски, выйдя в отставку, решил отдать не так давно им построенный близ церкви Святого Явленного трехжильный [61]брусовый дом на Арбате. А брус, как он потом узнал, штудируя этот ужасный для усвоения русский язык, — это бронь, брус — это четырехгранник, а четырехгранник — это и ромб, три ромба — это фамильный герб Лермонтов. И еще поразительно — брус — это Брюс! Великий король Шотландии! Из бревен, как известно всем мастерам деревянных дел, пилят брусья, сымая четыре горбыля. Когда сжигали Москву, горделиво объявил его тесть, уцелеть могли только эти брусья деревянные. Настрогай, Юрий, мне побольше богатырей московских-скотских. Пусть берегут они Москву, как ты сберег, сражаясь с Владиславом Польским!

Выпили, конечно, с тестем изрядно, и, подняв последнюю кружку, тесть сказал:

— Эх, жаль, что победил наш Новгород, эх, жаль! Я пью не за Московскую Россию, не за Ивана Грозного, а за Россию Новгородскую!.. [62]

Пребывая «под мухой», как выражаются московиты, борясь с русской водкой, жених наш слушал одним ухом гневные жалобы бывшего новгородского боярина, чудом спасшегося от Басмановых, князя Вяземского, Грязного и прочих рыцарей Ивана Грозного в опричнине, затмившей все прежние и будущие инквизиции. Тогда наш герой не мог еще понять, что испохабил, изгадил, истребил всех лучших людей его времени, его проклятого времени, не кто иной, как так прекрасно начавший свое царствование Иван Грозный, который очень скоро переплюнул кровью и гневом всех иродов, всех древнеегипетских и особенно вавилонских деспотов, которые и не снились в самом горячем бреду и автору непревзойденного Апокалипсиса!..

Тесть-новгородец что-то болтал про Вадима и про какую-то героическую русскую леди, то ли про Марфу, или про Марту, которая восставала против… Потом он никак не мог вспомнить, кто кого казнил, резал, вешал в русской истории…

Честно говоря, его куда больше тогда волновала грудь тещи… Тем более что невесту постоянно от него прятали…

Какая-то вдрызг пьяная бабеха подошла к нему, прижалась, что-то начала нащупывать там, где надо. И жарко зашипела ему в ухо, что зря польстился он на эту Наташку, а у нее в Замоскворечье имеются девчонки от двенадцати до десяти лет с лучшим, более богатым приданым… А Наташка — что Наташка?!. Да она в девках засиделась из-за отца своего новгородца… И у нее никакого титла нет, а она найдет ему дочерей бояр и князей…

Очень хотелось нашему герою дать этой свахе по морде, но, будучи нобльменом, джентльменом и рыцарем королевских кровей, он снова полез на смазливую тещу, коей, оказывается, было всего-то, как она ему шепнула, всего тридцать пять лет!..

Незабываемая эта свадьба запомнилась жениху на всю жизнь как истинно московская, зело хмельная. Вспоминая свое разнузданное поведение и бурное ухаживание за тещей, он сгорал от стыда, но вскоре она дала зятю понять, что она весьма польщена пылким зятем. К счастью, его тесть был намного пьянее жениха. Веселие Руси, гласила древняя пословица, есть пити. Особливо — старопрежней Руси!

Эта Русь умела не только пить, но смачно закусывать. Придя в себя с похмелья, нашкодивший шкот записал названия хлебов и пирогов: падошники, перепечи, попугаи и жаворонки, кашки и коршики, печерские, рассольные и решетчатые, марцифаны с рыбой и мясом и, творогом и вареньем; свинина под хреном, гусь под взваром луковым… десять горячих блюд… До сладких блюд он не выдержал, перепил до чертиков и объелся…

На свадьбу Галловей подарил Лермонту великолепное издание Библии в новом переводе, утвержденном королем Иаковом Английским и Шотландским в 1611 году, с надписью: «В Первом соборном послании святого апостола Иоанна Богослова сказано: „Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь“. „Чудесная книга! — сказал Галловей. — Но помни! Самое прекрасное сочинение становится вредным и опасным, когда его возводят в догму“». Лермонт положил эту английскую Библию на стол перед образником рядом с русской Библией Натальи и сказал:

— Дабы знать язык друг друга, дарлинг, будем читать Писание на русском и английском.

Начали с книги «Песнь Песней» Царя Соломона, сына Давида от Вирсавии, царствовавшего с 1015-го до 973 года до Рождества Христова. (Кстати, и Царь Соломон тоже женился на иноземке — дочери египетского Царя.) Строка за строкой читали ее при свете свечи в постели, она — своим несмелым мелодичным голоском, он — сильным, уверенным баритоном.

«О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедер твоих как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои как два козленка, двойни серны…»

Джордж несказанно поразил Наташу, сообщив жене, что Соломон был хозяином величайшего в мире гарема, который насчитывал 700 жен и 300 наложниц, итого тысячу красавиц из всех стран мира. Были у него не только землячки-иудейки, но и моавитянки, аммонитянки, сидонянки, идумеянки, хеттеянки, а московтянок и шотландок тогда и в помине не было. Главной женой была у него дочь египетского фараона — иностранка, как у Джорджа Лермонта, но еще двадцать цариц других стран древнего мира. Любопытно, что он не требовал от своих чужеземных жен, чтобы они отреклись от своих богов и приняли его веру, как и Царь Михаил Федорович не потребовал, чтобы Лермонт отказался от своей веры ради православной.