Валерий Язвицкий - Вольное царство. Государь всея Руси

Стук в дверь прервал слова государя. Вошел начальник стражи в сопровождении трех русских конников, с ног до головы забрызганных грязью. Один из них – сотник.

– Будьте здравы, государи! – в один голос воскликнули они. – С Берега мы, государь!

– Сказывайте.

– Лазутчики наши, государь, – начал сотник, – вызнали, что идут ордынские татары, а у Берега токмо дозоры их были…

– В каких местах? – спросил Иван Васильевич.

– Меж Коломной и Каширой – против Озер, а меж Каширой и Серпуховом – против Турова. И в иных местах на правом берегу Оки. Токмо тайно были, хоронились, где можно, а коней на поводу за собой вели али в кустах прятали.

– Так дозорные, баишь, были? – переспросил великий князь.

– Истинно, государь! – ответил сотник. – Токмо разведчики да лазутчики. Наши дозорные ближе к Веневу лазутчиков из наших татар Даниаровых видели. Баили Даниаровы-то, что несметная сила ордынская токмо еще к Дону подходит. Ведомо им от некоих уланов степных, что Ахмат-то всей Ордой идет, а с ним братанич, царь Касым, с шестью сынами-царевичами, и татар с ними множество.

– Скажи мне, Иван Юрьич, – оборвав рассказ, обратился великий князь к Патрикееву, – есть на Береге пушкари и пушки?

– Есть, государь, – ответил князь Иван Юрьевич, – по числу полков, а полков там мало.

– А ты, сотник, от какого места с Берега-то? – спросил Иван Васильевич вестника.

– От Каширы, государь.

– Есть у вас пушка?

– Мало, государь. У нас более старые пищали.

– А ведаете, как по-новому по бродам и переправам бить?

– Ведаем. По шесть пушек и пищалей в ряд ставить. Из трех первых враз бить, другие наготове доржать. Когда же татары опять густо пойдут, из готовых бить…

– Добре, – похвалил государь. – А скажи, как наши и Даниаровы мыслят: будут ордынцы броды брать или плавиться?

– Сего не мыслят, государь, – ответил сотник, – нетути для войска подступа к реке-то. Половодье не сошло еще совсем, а ночесь дожжа много было, до утра лил. Беспута, не дай бог, какая – ни пройти, ни проехать.

– Видать, – заметил Иван Васильевич, – что ждать будут ордынцы.

– Истинно, государь.

– А сами цари-то с главной силой своей? Как идут, борзо иль тихо?

– Тихо вельми, государь, а все же к Дону подходят.

– А кто тобя отослал ко мне?

– Воевода каширский. Семен Вас…

– Ведаю, ведаю его. Доволен яз им. Да будет здрав он и все вои его. Идите. Да скажи: приказа не даю, а пушкарей и пушек пришлю.

Вестники поклонились и вышли, сопровождаемые начальником государевой стражи.

– Ну, а мы думу свою продлим, – сказал Иван Васильевич и, обратясь к князю Патрикееву, спросил: – Чаю, отдохнули полки князя Андрея Никитича Оболенского. Осьмой день, как на Москву пришли. Пусть утре с рассветом идут к Берегу, куда князю Ряполовскому было назначено.

– Слушаю, государь.

– Ты же, брат, – приказал великий князь Андрею меньшому, – как тобе ведомо, иди в Тарусу, в вотчину свою, против татар же, по уговору нашему, крепи Берег. Ну, днесь довольно, а утре – что Бог даст. Идите, а яз к собе поеду…

– Разреши, государь, – вставая, сказал дьяк Курицын, – довести тобе. С ночи послы из Лук Великих пригнали от братьев твоих с челобитной к тобе о твоем пожаловании.

– Видать, – раздраженно перебил его Иван Васильевич, – с Казимиром-то они каши не сварили. Мыслят, улита едет, когда-то будет.

– Истинно, государь, – подтвердил дьяк. – Журавль-то в небе, а синицу в руки дают. Матушка, инокиня Марфа, к тобе собирается, хочет просить милости и прощенья братьям твоим.

– Ладно, – ответил великий князь, – к матери утре яз сам поеду, а братних послов принимать не буду.

– Еще, государь, – продолжал Курицын, – днесь приехал с дщерью своей шурин твой, царевич Андрей Фомич. В Мячкине ночует, а где им утре в Москве быть прикажешь?

– Государь, – предложил великий князь Иван Иванович, – пусть у меня будет царевич Андрей. Яз ведь один в бабкиных хоромах остался, да и по-фряжски разумею…

Иван Васильевич многозначительно поглядел на сына, довольный его предложением.

– Добре, сынок, – согласился великий князь, – а племянницу мы у княгини моей в хоромах устроим. Там, у своей тетки, девке веселей будет.

Все вышли. Отец и сын остались одни. Взглянув на сына, Иван Васильевич молвил с улыбкой:

– Разумно ты придумал. Пусть у тобя живет царевич-то, на твоих глазах. Вишь, рымский папа к нам руку протягивает. Ты не все, а токмо суть дела дворецкому своему Данилушке доверь, накажи доглядывать, кто и когда бывать у Андрея-то будет. У тобя ведь, как у Курицына, дар Божий на чужеземные языки. Яз же сего не могу. Ты по-грецки разумеешь?

– Хуже других языков разумею. И баить добре, как по-фряжски, не могу еще.

– И сие ладно, сынок, – заметил Иван Васильевич, – ты о сем молчи, бай же токмо по-фряжски, дабы не боялись при тобе некои тайности кратко меж слов сказывать по-грецки наши-то греки, из двора моей княгини. О Рыме и о папе могут, что нужно для нас, сказывать, о Казимире, о ливонских немцах и прочее. Вороги, сынок, круг Руси хороводом кружат, все они друг с другом крепко за руки держатся.

Иван Иванович с благоговением глядел на отца. Поражали его зоркость и ясность мысли государя. Все непонятное и трудное он вмиг делает простым и ясным.

– Днесь яз спокойней, Иване, – продолжал великий князь, – помогает мне Бог…

– Ты сам Богу-то помогаешь Русь устроить! – вырвалось невольно у Ивана Ивановича.

– Благо, Иване, что не слышат тобя ни бабка, ни митрополит, – сказал он шутливо, – а то почли бы тобя за еретика, яко дьяка Курицына почитают. Так вот, баю, ныне яз покойней. Первое – то, что Новугороду не подняться больше, другое – челобитье братне показывает, что у них нету нигде никакого оплечья, была одна надежда на Казимира – и той нету; третье – ежели король упускает сей случай, то воевать ныне с нами не может. Немцы же, сколь бы их ни было, далее Пскова не пойдут: они в государствовании совсем неразумны. Остается на сей день токмо Орда с Ахматом. Сие же не страшит меня, токмо бы нам самим огрешек не содеять…

Июня седьмого, накануне выступления своего в Серпухов, на берег Оки, против татар, великий князь Иван Иванович обедал у отца с дьяком Курицыным и князем Иваном Патрикеевым.

– Утре, – заговорил за столом государь, – великого князя яз отпускаю на Берег с воеводами и многими полками. Посему вы доведите нам все наиглавные ратные вести.

– Ведомо мне, государи, – заговорил наместник московский и воевода князь Иван Юрьевич, – идет Орда по Дикому Полю медленно. Лазутчики бают, ждет царь Ахмат вестей от Казимира и от братьев твоих, которые вместе звали царя на Москву, а вестей ему ни от короля, ни от братьев нету. Бают, уговор у короля с ханом Ахматом, дабы к Оке царю-то идти. Выбрав же место, реку перейти и на Москву гнать. Ахмат на сие согласие дал, молил токмо, дабы король ранее его Угру-реку перешел и весть о сем немедля ему дал, он же за спиной нашей к Москве погонит с братьями, а племяннику своему, царю Касыму, со всей силой его повелит ударить в спину русским ратям…