Валерий Язвицкий - Вольное царство. Государь всея Руси

– Ведаю все, ведаю, – раздраженно заметил Иван Васильевич. – Нитка сия все из одного узла тянется, от польско-литовского и рымского… Не зря воевода Стефан в руку Казимиру играть стал.

– Верно, государь! – горячо откликнулся Курицын. – Забыл он, что через дочь свою ныне кровной родней тобе стал.

– А главное, забыл, что государством не саблей править надобно, а разумом, да своим разумом-то, а не чужим… Скажи, как вятчан за нестроенье и смуту казнили?

– Смута сия не своя была, а сеялась из Новагорода. Посему токмо трех главных крамольников повесили. Некоих же торговых людей вятских в Димитров сослали, а некоим из вятских земских людей земли под пашню дали у нас в Боровце да в Кременце. Из Новагорода же за последние семь дней пятьдесят семей лучших гостей перевели в Володимир.

– Пригляди-ка ты сам, Федор Василич, – добавил государь, – дабы о житьих наместники наши новгородские не забыли, вывели бы на Москву семь тысяч житьих-то, как намечено было.

Иван Васильевич помолчал, прошел два раза вдоль покоя и обратился к брату Андрею:

– На двенадцатое августа фрязин Павлин Дебосис на Пушечном дворе слил нам пушку великую, какой еще на свете не бывало, – сказал он, но, вспомнив о своих делах, резко повернулся к дьяку и спросил: – Сколь время ждет приема Делатор, [144]посол рымского короля Максимилиана?

– Делатор-то из Рыма пришел девятого еще июля. С нашим послом вернулся, с греком Юрьем Траханиотом.

Государь нахмурил брови:

– Пошто ж ты мне про него не напомнил, Федор Василич? Не гоже сие!..

– Государь, – заговорил, смутясь, Курицын, – не моя вина в том, что посол-то рымский заболел вборзе, как приехал, и вот лишь в последние дни ему полегчало. Ныне хотел яз просить тобя, когда принимать его укажешь.

– Утре, перед обедом, в передней своей приму, а ты, Федор Василич, за толмача мне будешь. Ну, идите с Богом.

Иван Васильевич, прощаясь, опять поцеловал брата, а дьяку милостиво подал руку.

Вскоре после приема Юрия Делатора, посла от римского короля Максимилиана, сына германского императора Фридриха, прибыл к московскому государю в тысяча четыреста восемьдесят девятом году, в июле, двадцать третьего дня, посол от короля польского Казимира, князь Масальский Тимофей Владимирович.

В этот день за ранним завтраком у государя Ивана Васильевича делили с ним трапезу князь Иван Юрьевич Патрикеев и Василий Иванович Китай, московский гость, приехавший из Новгорода с докладом об исполнении им поручений государя по наблюдению за делами Ганзы.

Василий Китай рассказывал о порядках ганзейской торговли и о том, где и как можно стеснить льготы ганзейцев в ущерб их торговле.

– И в пользу тезки моего и друга Ивана, короля датского, – добавил Иван Васильевич.

В дверь постучали, и дворецкий впустил дьяка Курицына.

– Будь здрав, государь, – сказал он, кланяясь всем присутствующим. – Прибыл днесь посол от короля польского Казимира. Когда сего посла принимать будешь?

– Кто посол-то?

– Князь Масальский Тимофей Володимирыч, со Смоленщины, литовец, – ответил Курицын. – А король-то прислал большую грамоту.

– Присядь-ка вот тут, – указал Иван Васильевич на скамью вблизи стола. – Выпей фряжского и сказывай.

– Твое здоровье, государь, – молвил Курицын, приняв кубок от дворецкого, и продолжал: – Спорит король-то все за наши земли в Литве, жалуется на наезды порубежные, жалуется на Федора Иваныча Бельского и других князей.

– Все Лазаря поет! – усмехнулся Иван Васильевич. – Ну, да о сем потом поговорим, а сей часец вот подумай с нами о Ганзе. Любопытно о ней Василь Иваныч сказывает. Продолжай, Василь Иваныч.

– Ныне, когда Ганза дружбу ведет с Ливонским орденом, они много собе торговых льгот добыли в ущерб русской, особливо московской торговле. Главный же путь заморской торговли из Новагорода идет вдоль берега Финского залива до Наровы-реки, где у свеев сильная крепость Ругодив, а Нарова-река служит рубежом между орденом и новгородской землей.

– Свеи же ныне во вражде с датчанами. Сие нам ведать надобно, – добавил многозначительно дьяк Курицын.

– Верно, – помолчав, сказал государь. – В полуденной Карелии свеи много градков строят за крепкими стенами для захвата карельских земель и охраны их. Все устья рек захватывают и к самому Орешку [145]руки тянут, дабы не токмо из Наровы-реки, а и из Невы нам пути в море затворить… – Государь помолчал и заговорил снова: – Яз вижу ныне, особливо после посольства из Польши, о котором известил нас Федор Василич, и по всему тому, что круг Руси деется, – войны с Литвой нам не избыть, и с ливонскими лыцарями, и с немцами, и даже со свеями. Посему силы не токмо литовских, но и немецких земель ослаблять надобно всеми мерами. Надобно путь пролагать своей, русской, торговле. И к сим делам, как к свержению ига татарского, надобно готовиться загодя, вперед не за один год, а поболее. – Государь с живостью обернулся к дьяку Курицыну и спросил: – Великий князь Иван Иваныч на Москве еще?

– У собя еще, государь. В дедовских хоромах проживает, – ответил дьяк.

– Так вот, Федор Василич, скажи великому князю, что утре, пред обедом мы будем с тобой посла польского принимать в передней моей; проси великого князя к сему часу быть у меня. Хочу посла вместе с ним принимать, дабы и ему лучше узрить, что у нас с Литвой деется и что деять нам предстоит. После приема подумаем о сем все вкупе. Ты же, Иван Юрьич, после приема позови посла к собе на обед и за столом побай с ним запросто – может, еще чего нужного нам от него услышишь.

Иван Васильевич опять помолчал и, обратясь к Василию Китаю, добавил:

– Ты же, Василь Иваныч, немедля отъезжай к Новугороду и там крепко подумай с Яковом Захарычем и с братом его Юрьем, наместниками нашими, дабы все нарядить к уменьшению всех льгот ганзейских, и вопче всем немцам в торговле хитро ставить всякие препоны. Яз Ганзы не боюсь. Придется ее за жабры брать, как яз взял уж ее девять лет назад в последний поход свой к Новугороду. Тогда видал – она хвостом била, видал, что сшибала и на чем хвост собе надломила. Даст Бог, мы не токмо хвост ей, но и голову оторвем.

– Слушаю, государь, – ответил, кланяясь, Василий Китай. – Яз мыслю, государь, сможем мы, согласно наказам твоим, соблюсти выгоды для нашей торговли, в ущерб ганзейской и ливонско-немецкой, дабы не немцам, а нам самим править морской торговлей в союзе с Данией.

– Пусть наместники наши, – продолжал Иван Васильевич, – для сего подумают с тобой и с верными нам купцами новгородскими. О решениях же своих вы меня известите.

На другой день великий князь Иван Иванович приехал к отцу с дьяком Курицыным вскоре после раннего завтрака и застал Ивана Васильевича у растворенного окна.