Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

– О сем яз думать буду, – проговорил он глухо, – и содею потом, как надобно.

Резко поднялся он из-за стола и, перекрестившись, сказал:

– Пришлю вам своего зодчего Василия, Димитрия Ермолина сына, с нужным припасом, которого у вас нет. Дивно возобновил он по воле матери моей церковь, что заложена княгиней прадеда моего, князя Димитрия.

Всю дорогу от Николо-Угрешского монастыря до самой Москвы думал Иван Васильевич о разговоре, случайно возникшем за столом у игумна. Впервые так ясно почуял он, как много противоречий между людьми разных сословий. Это ошеломило его и лишило ясности мысли.

Близ самой Москвы увидел Иван Васильевич небольшое село подмосковное и, подозвав стремянного своего Саввушку, спросил:

– Чья сия вотчина?

– Бают, государь, Трофим Гаврилыча Леваша-Некрасова, из боярских детей.

– Гони во двор, извести, что князь великий едет к нему.

Ивану Васильевичу не терпелось самому увидеть, как мелкие вотчинники живут, каково у них сиротам и прочим черным людям.

Когда он подъехал ко двору, у ворот стоял уж дворский со всеми людьми дворовыми. Все были без шапок и земно кланялись.

– Кой из вас дворской? – спросил государь, нахмурив брови.

– Я, государь. Пров, сын Семенов…

– Где ж господин твой? Как его звать и как он смел не почтить государя своего?..

Оробев совсем, кинулся Пров Семенов на колени.

– Не гневись, государь, – заговорил он. – Господин наш, Трофим Гаврилыч Леваш-Некрасов, на рати казанской с конниками своими.

– Встаньте, – сказал Иван Васильевич.

Дворский и все слуги встали.

– Ну, сказывай, Пров, – продолжал государь, – какая у вас вотчина и как живете.

Дворский нерешительно оглянулся на прочих слуг, но, ободрившись, отвечал великому князю:

– Вотчина господина нашего не велика, государь. Сие село Никольцы, иде вот хоромы его и двор, да две деревеньки недалече отсель: Старая Глинна да Новая Глинна. Я же у господина моего слугами ведаю и поселением, что за двором его числим. Опричь того и крестьянами ведаю в деревнях. Там есть у меня помощники – ключники и тивуны…

– Сколь всего четей-то [215]в вотчине? – перебил дворского Иван Васильевич.

– Всего, государь, двадцать восемь четей с половиной. Из них девятнадцать четей – за крестьянами, шесть – за слугами, а три чети – хозяйские.

– Кто пашни-то пашет?

– Свои люди, государь, господские.

– Оброк платят?

– Всякое, государь, и работу иную деют, а боле оброк, ибо ныне без денег-то ништо купить не можно. Господин же наш, слуга твой, как с Казанью вот рать зачалась, воев нарядил. Без серебра-то и нарядить нельзя было бы…

– И серебро в рост даете?

– Добрые люди берут и рост платят, как и в твоих вотчинах, государь.

Иван Васильевич потемнел лицом и, махнув рукой, молча поехал вон со двора.

Невеселые думы он думал, вспоминая непрерывные тяжбы меж монастырями, вотчинниками и сиротами. Все ныне друг с другом грызутся на Руси.

– Как же с татарами биться и прочими ворогами? – шептал он беззвучно. – На кого более опереться можно?

Вечереть уж начинало, когда прибыл Иван Васильевич в хоромы свои и хотел было идти к матери, но встретил в сенцах дьяка Курицына. Обрадовался ему государь и воскликнул:

– Будь здрав, Федор Васильевич! Когда прибыл?

– Живи многи лета, государь, – ответил Курицын. – Вборзе прибыл яз после того, как отъехал ты в монастырь Угрешский.

– Иди скажи Данилушке, что яз у собя с тобой буду ужинать, в своей трапезной.

Сидя за ужином, Иван Васильевич, проголодавшись от прогулки, ел молча, слушая донесения дьяка.

– Посол-то Яков, – говорил, посмеиваясь, Курицын, – ехал в возке своем, яко в тесном заключении. Не то чтоб неволей, а пил все, под конец уж и ксендз его стал с ним пить. Не беспокоил их яз. Мыслю токмо, прав ты, государь, – про татарские дела Казимир вызнать хотел. Не для папы посла-то слал, а для хана Ахмата.

– Может, и так, – усмехнулся великий князь, – токмо все же у папы, видать, есть помысел сватовство начать. Сие и Казимира и Ахмата тревожит. Пождем, но чую, послов к нам и папа пришлет.

Великий князь задумался и, вспомнив разговоры свои с игумном и с дворским Леваша-Некрасова, заговорил с досадой:

– А яз тут новые дела узнал нечаянно. О том, о чем мы доселе и подумать не удосужились!

Иван Васильевич рассказал дьяку о новых переменах в вотчинах монастырских, боярских и прочих, о тяжбах за землю, о том, что хлеб ныне не столь на кормленье идет, сколь на продажу за деньги, про денежные оброки и про выдачу на тяжелых условиях денежных ссуд крестьянам ростовщиками-земледельцами.

– Вишь, как круг нас сталось, а мы на сие сквозь пальцы смотрели! – воскликнул государь. – Без нас сие идет, мимо государства идет, будто река меж берегов сама по собе.

– Так оно и есть, государь, – сказал Курицын, – все по воле Божьей деется.

Иван Васильевич усмехнулся и резко промолвил:

– Река-то течет по воле Божьей, о том спору нету, а люди-то, где нужно, могут чрез нее мост построить, а где плотиной запрудить, рукава отвести, дабы не брега зорила, а зерно на мельницах молола.

Федор Васильевич с изумлением взглянул на великого князя и радостно воскликнул:

– Как ты, государь, мудро обо всем мыслишь!

– На сей же вот часец, – хмуро отозвался Иван Васильевич, – не нахожу яз пути правого. Ведаю, нельзя реку на ее токмо волю пущать, а что содеяти, не ведаю. Монастыри без меры тягчат сирот, а сами чернецы токмо чревоугодием и пьянством живут. Много захватили монахи земли-то и токмо сами корыстятся, а какая от сего польза государству? Вотчинники все вот – крупные и мелкие – тоже за землю друг друга грызут, яко волки лютые, а какие грамоты измыслить – не ведаю. Надобно же такие уложить правила, дабы богатые и сильные не сожрали друг друга из-за корысти своей, а из сирот и черных людей коней бы токмо пашенных не изделали! – Государь злобно усмехнулся и добавил: – Эдак они и от государя своего всех людишек под свою руку возьмут и воев мне не оставят, обессилят государство-то не хуже удельных. Можно ли им волю такую дать?

Государь замолчал, молчал и Курицын. Волнение Ивана Васильевича постепенно улеглось, и молвил он раздумчиво:

– Ежели грамоты судные собрать все и княжие грамоты? Может, там на сие разрешение есть? Может, и уставные грамоты к наместникам помогут нам.

– Верно, государь, – обрадовался опять Курицын. – Ты вот токмо что сказывал об уложенье правил. Вот и мыслю яз, повели дьякам нужные тобе правила сыскать в грамотах, о которых ты поминал. Добре же было поставить над ними дьяка Андрея Ивановича Жука: человек сей сметлив и хитер в разумении грамот.

Государь развеселился и сказал:

– Верно сне! Как решено нами, так и сотвори от моего имени. Дело сие долгое, но государству без сего быти нельзя. – Обернувшись к вошедшему дворецкому, он, смеясь, добавил: – Дай-кось нам, Данилушка, фряжского малость, за дело доброе с Федор Василичем выпить надобно.