Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

– Все льготы дает токмо папистам, [84] – горячо заговорил Садык, – и тем самым многих блазнит к латыньству поганому.

– И яз про то баю, – не выдержал Старков. – Казимир-то токмо Русь разорить хочет.

– Истинно, – подхватил лицемерно Никита Константинович, – бают, вот и князя Василья Ярославича хочет он против нас ополчить для-ради межусобий наших, а на земли тверские новгородцев в поход подбил.

Садык усмехнулся и, медленно попивая крепкий, ядреный мед, сказал спокойно:

– Вельми стары вести ваши. Воеводы наши давно уж повоевали земли новгородские, и послы от Новагорода били челом великому князю Борису Лександрычу на всей его воле, как положит ему Бог. И поруб [85]тверской новгородцы весь отдали, а что воеводы тверские воевали земли их и что иное у их поимали, и тому всему навеки крест.

Садык выпил до дна свою чарку, а сам все время из-за нее глазами по всем лицам водил и видел, что смутило всех его известие, что стрелы его хоть и без грому и шуму пущены были, но в цель попали верно. Помедлив нарочито с питьем, Садык поставил чарку на стол и добавил:

– А что до Казимира, то у нас, в Твери, нет ему веры. Князь Василий Ярославич пусть ему верит. Вести о сем истинны, токмо у вас они вельми стары.

Лицо Шемяки передернулось, а Старков и Добрынский тревожно переглянулись, но боярин Садык замолчал, принимая новую чарку меда. Молча стали пить и Шемяка, и князь можайский, и бояре их, но можайский не вытерпел. Стараясь быть равнодушным, проговорил он почти сонным голосом:

– О князе Боровском нам ведомо, что купно с Ряполовскими идет он из Мстиславля токмо к Пацыну литовскому, а пустит ли его Казимир из Литвы, кто про то знать может?

Садык усмехнулся и, переглянувшись со своим дьяком, сказал ему:

– Иван Лексеич, вишь, вести-то у них какие? Все им известно!

Дьяк ничего не сказал, а только лукаво подмигнул, но за столом все смолкли и напряженно ждали, что еще скажет боярин Садык. Тот, видимо, ясно разумел, что и оба князя и бояре боятся услышать неприятные им вести, перевел разговор совсем на другое.

– Когда же, государь, – спросил он, обращаясь к Шемяке, – изволишь ответ дать моему государю?

Шемяка досадливо скривил губы и тихо, но злобно ответил:

– Государь твой срок положил седьмицу, а посему жди, когда позовут тя ко мне. Боярин Никита Костянтиныч отведет тобе горницу и клети для стражи твоей.

Шемяка резко встал, показывая, что прием кончен. Все следом за ним встали из-за стола. Опять помолились на образа оба гостя и, кланяясь Шемяке, сказали:

– Будь здрав, государь!

Поклонившись потом всем прочим, послы Бориса Александровича готовы были уже двинуться вслед за Никитой Константиновичем, как неожиданно остановил их Шемяка. Он прекрасно понимал, что в Твери знают больше о русских князьях в Литве, чем знает он. Пересилив гнев свой и желая знать истину, он прямо и твердо спросил:

– Где теперь князь Василий Ярославич с Ряполовскими?

Боярин Садык повернулся к Шемяке лицом и, слегка поклонясь, сухо, но вежливо ответил:

– Русские князья с полками своими давно вышли из Пацына литовского, а около Ельни сошлися нечаянно с царевичами Касимом и Якубом. Ныне же идут с татарами к Угличу. – Садык опять слегка поклонился Шемяке и прибавил: – А боле мне о них ништо не ведомо…

Шемяка побледнел, но, взглянув на растерянные лица своих единомышленников, сдвинул сурово брови.

– Спаси Бог тя, Лександр Андреич, за новые вести, коли они истинны. Иди отдохни с пути, а через дни три ответ дам…

День и ночь скачет сотня конников под началом воевод Льва Измайлова и Андрея Плещеева. Только небольшие привалы делают конники, чтобы лошадей кормить да часа два самим поспать, а больше в пути, в седлах сидя, дремлют, досыпают невыспанное. Врассыпную скачут человек по десять полсотни тверичей с Измайловым да полсотни москвичей с Плещеевым. Меж собой оба воеводы ежечасно сносятся, и привалы в одно время делают, и во все стороны, хотя и недалеко, посылают по два воина в разведку.

От Твери по Волге до устья реки Сестры верст сто сорок и от устья Сестры до владенья в нее Яхромы еще верст тридцать впереди ехал отряд Льва Измайлова, а дальше, по Московской земле, впереди отряд Андрея Плещеева поскакал. Тут москвичи уже дома и дорогу лучше тверичей знают.

– Ухо востро доржать надобно, – говорит Плещеев Измайлову, – тут ведь по Яхроме-то дорога идет из Димитрова на Клин…

Щурясь от заходящего солнца, оба воеводы в сопровождении стремянных едут рядом между своих отрядов. Конники впереди и позади них вытянулись по одному в длинную цепочку. Едут воеводы с опаской, хоть и по льду, но у самого края пологого берега Сестры, чтобы в случае надобности легче было скрыться в бору.

– Твой отряд весь прошел, – говорит Измайлов, усмехаясь и разглядывая конские следы на узенькой дорожке, – а будто тропинка тут малая, и не знаешь, полсотни ли по ней, аль десяток проехал.

– От дедов так научены, – засмеялся Плещеев, – а деды бают, что их деды еще от половцев в Киевском княжестве тому учились.

– Гуськом-то ехать, – продолжал Измайлов, – и тот расчет, что тревогу враз один от одного узнает, и все в лес за един дух.

– Истинно, – отозвался Плещеев. – Нам бы токмо к устью Лутошни пригнать, а как свернем, не хоронясь уж полетим по самой середине реки!

– А много до устья-то? – спросил Измайлов.

– Верст пятнадцать, а дозоры наши, мыслю, еще верст за десять дальше. Лесом едут. Выслал я старика Ивана Семеныча Лыко с подручным Степкой Вихром… Оба из Загорья, от Сенежского озера. Тутошни места добре ведают…

Вздрогнул, не договорив, Плещеев. Впереди один за другим конники в бор через опушку метнулись. Помчались в лес и воеводы, а за ними и дальше вся длинная цепочка конников. В бору опять гуськом выстроились; поехали, извиваясь меж огромных стволов сосен и елей, словно ввинчиваясь в лесную глушь. В хвосте этой цепочки всадников остались только оба воеводы со своими стремянными. Приказав скрывшимся в бору воинам ехать шагом вдоль берега, сами воеводы поехали ближе к опушке, но старательно прячась в гущине ветвей высоких кустов. Вскоре подъехал к воеводам на сухопарой киргизской лошадке седобородый конник Лыко, Иван Семеныч.

– Не нужно съезжать на лед, – сказал он вполголоса Плещееву. – Шемякины конники там полон гонят по Лутошне. Пропустить их на Сестру надобно. В Клин, чаю, полон гонят…

– Много их?

– Душ двадцать, – ответил Лыко и, вдруг сверкнув глазами, добавил: – Может, отбить нам полон-то?

Воеводы переглянулись, и глаза их тоже загорелись, но сразу потухли.

– Про Москву ты, Семеныч, забыл, – сурово молвил Плещеев. – Возьмем Москву и все полоны сразу отымем. Как нам к Лутошне ехать?