Ривка Рабинович - Сквозь три строя

Мое отношение к событиям в стране стало более зрелым. Романтика уступила место реальному взгляду на вещи. Будучи новой репатрианткой, я думала, что попала в страну, где смогу осуществить все свои мечты. Слова критики в адрес государства казались мне кощунством. С тех пор я получила много уроков, показавших ограниченность силы – как моей личной, так и нашей общей силы как народа. По следам Максима Горького я назвала бы эти годы «моими университетами».

Полушутливая-полусерьезная пословица говорит о трех этапах акклиматизации нового репатрианта в стране. На первом этапе он ругает страну, из которой приехал; на втором – ругает Израиль; на третьем – ругает репатриантов, приехавших позже. Я никогда не ругала Израиль; чтобы ругать страну, надо быть отчужденным от нее, иначе получится, что ругаешь самого себя. При всем моем критическом отношении ко многим сторонам нашей жизни я знаю, что государство – общее творение нашего народа. Оно во многом несовершенно, но это лучшее, что наш народ способен был создать, в сложнейших условиях, на данном этапе.

В начале моего пути в стране я мечтала о политической карьере. Выступала на собраниях репатриантов, участвовала в семинарах, была активисткой. Свой дебют на арене политики я представляла себе по советскому образцу: «наверху» обратят на меня внимание и продвинут меня. Очень скоро я поняла, что никого не продвигают «сверху», каждый старается выдвинуться сам. Политики – это замкнутая секта, не стремящаяся привлечь в свои ряды новых товарищей – напротив, новых боятся и видят в них потенциальных конкурентов. Если все же на арене появляются новые люди, которым удается добиться избрания в кнессет, то они достигают этого нечеловеческими усилиями и с помощью крепких локтей. Среди лидеров партий ведется непрерывная борьба за первые места, за усиление личных позиций и ослабление позиций соперников. Все это противоречит моему характеру. Я мечтала быть принятой с любовью, а не проталкиваться силой. Было понятно, что на это нет никаких шансов.

Оглядываясь назад, я думаю, что отказ от политических амбиций пошел мне на пользу. Люди, уходящие в политику, отрываются от своего профессионального мира, и если их не избирают в кнессет, то большинству из них по сути дела некуда возвращаться. Они одержимы вечным страхом потерять свое положение – не только ради их политических целей, но и ради источника доходов. Я не хотела бы зависеть материально от голосов избирателей. Предпочитаю скромную и более или менее надежную работу. Положение обозревателя и комментатора удовлетворяет мой интерес к политике.

Глубокую боль вызывало во мне противоборство между Шимоном Пересом и Ицхаком Рабином. Нет сомнения, что это противоборство сильно подрывало престиж партии Труда. Между лидерами других партий тоже существует соперничество – но оно не столь открыто и резко, внешне стараются демонстрировать единство рядов. В партии Труда это был поединок на глазах у всех.

Столкновения между лидерами – это хроническая болезнь партии Труда. Это началось еще в дни правления Бен-Гуриона и продолжалось много лет. Не случайно говорили о «партии, поедающей своих лидеров». Вокруг каждого из соперников сложился лагерь сторонников; были и «неприсоединившиеся», которые лавировали между лагерями.

Я относила себя к лагерю Рабина. Это не вопрос личной симпатии: противостояние двух лагерей имело и идеологическую основу. Мало того, что народ был расколот на правых и левых – даже внутри партии Труда произошло размежевание на «голубей» и «ястребов». Это размежевание пересекало всю партию, от известных лидеров до рядовых членов. В таких вопросах, как конфликт с палестинцами и судьба территорий, позиции «ястребов» в партии Труда мало отличались от позиций традиционных правых.

Шимон Перес в те годы стоял на типичных «ястребиных» позициях и был лидером «ястребов» в партии. В первом правительстве Рабина, занимая пост министра обороны, он оказал давление на Рабина, чтобы тот признал легитимным первое поселенческое ядро в Самарии, возле арабского села Себастия. Рабин намеревался выселить оттуда самовольно вторгшихся поселенцев, но уступил давлению Переса. Так появилось первое поселение на территориях – Алон Море. Его легитимация была подобна прорыву плотины: напор уже невозможно было остановить. Возникло движение «Гуш Эмуним» («Блок верных»), которое превратило поселенчество на территориях в религиозную заповедь. Поселенческое движение стало политической силой, с которой ни один руководитель не справился и по сей день. Все это происходило при помощи и поощрении Переса; он был также инициатором создания района аграрных поселений в секторе Газы. Миллиарды из бюджета текли рекой на покрытие нужд поселенческого движения, при запущенности жизненно важных нужд остального населения.

Самым опасным во всем это было использование религиозных аргументов в политическом споре. Когда конфликт приобретает религиозную окраску, компромисс становится невозможным. Сегодня никто уже не знает, как выйти из той путаницы, в которую попало государство Израиль.

В конце 80-х годов Перес совершил крутой поворот влево, в сторону «голубей», и стал страстным поборником мира. Он даже обходил Рабина слева; Рабин, правда, тоже выступал за мир, но скептически оценивал шансы на его достижение.

Возможно, резкому изменению в позиции Переса способствовало его двухлетнее пребывание на посту главы правительства. Это произошло после выборов 1984 года, результатом которых было полное равенство сил между правым и левым лагерями. Поскольку ни одна из сторон не могла сформировать коалицию большинства, было создано правительство единства и найден хитроумный ответ на вопрос, кто должен возглавить его – ротация. Два года – лидер одного лагеря, два года – лидер второго. Первое двухлетие досталось Пересу, до того победившему Рабина на внутрипартийных выборах. Затем пост перешел в руки Шамира, лидера правого лагеря.

Принято говорить, что политический лидер, каких бы взглядов он ни придерживался, со вступлением на пост главы правительства пересматривает свои взгляды и избавляется от иллюзий. Об этом говорит крылатая фраза «Что видно оттуда, не видно отсюда», взятая из популярной песни; кажется, Ариэль Шарон первым ввел ее в политический лексикон. Спору нет, картина, которая видна из кабинета главы правительства, очень отличается от лозунгов, звучащих в дебатах на съездах партий, где участники стараются перещеголять друг друга в радикализме. Исключением из этого правила был Ицхак Шамир, который не сдвинулся со своих позиций даже на миллиметр, когда стал главой правительства. Но и он бывал иногда вынужден уступать давлению внешних факторов – например, когда против своего желания, под нажимом США, согласился на участие Израиля в Мадридской конференции по мирному урегулированию на Ближнем Востоке.