Ривка Рабинович - Сквозь три строя

Он умер в возрасте семидесяти одного года. Зоя старше его на шесть лет, и ей пришлось его хоронить. Судьба наградила ее долголетием, и в день, когда пишутся эти строки, она миновала рубеж девяноста лет, дожила до рождения правнуков – двух мальчиков от ее внучки Лены, которая тоже перешла в еврейство и создала хорошую семью. Если бы Иосиф видел их – ведь он особенно беспокоился о судьбе Лены…

Похороны были скромными, ведь у нас почти нет родственников – вернее, есть, но они рассеяны по всему свету, и связь с младшими поколениями потеряна. Кроме нас, близких, присутствовали несколько моих подруг, несколько бывших коллег Иосифа и подруги Зои по кружку изучения еврейства. Лиля рыдала в голос; она росла без отца с двенадцати лет, с тех пор, как он уехал по временной визе в Израиль и не вернулся. В период советской власти между ними пролегала непробиваемая стена, и она думала, что больше его не увидит. Ни она, ни ее муж даже не предполагали, что когда-либо окажутся в Израиле. Судьба привела ее сюда, у нее опять был отец, который безумно ее любил – и вот теперь, после немногих лет, она теряет его уже навсегда.

Помимо естественной боли по поводу смерти брата, у меня было ощущение, что теперь смерть приближается и ко мне. Во время кончины мамы я испытала подобное чувство: пока в живых была мама, я как будто защищена, а когда ее нет, то нет и защиты, мое поколение выходит на последний рубеж. Теперь, после смерти старшего брата, подошла моя очередь.

Дни семидневного траура мы провели в его доме. На сей раз пришло мало посетителей – главным образом подруги Зои, группа, сплотившаяся в ходе занятий на курсах и регулярно встречавшаяся раз в неделю. У меня уже не было коллег по работе; правда, я работала в новой газете на частичной ставке, но не сидела в редакции, а отсылала материалы с компьютера, поэтому у меня там ни с кем не сложились товарищеские отношения. Еженедельник «Алеф» переехал в город Кирьят-Малахи, а затем в Москву; я уже давно не работала в нем. Я вовсе не жаждала прихода толпы посетителей, но мне стали понятны жалобы мамы на одиночество. Когда-то я была окружена подругами, мужчины ухаживали за мной; по мере того, как стареешь, все это постепенно исчезает, общественные связи распадаются, и некуда бежать от подступающего одиночества.

Так случилось, что после кипучей жизни, наполненной событиями и драмами, поползли однообразные годы, о которых нечего и рассказывать.

Я могла, наконец, отдохнуть после долгих лет тяжелой работы. Но беда в том, что отдыхать я не умею. Наполнить свободное время содержанием – это сложное дело, которому меня никто не учил. В мои молодые годы я была приучена к тому, что просто отдохнуть, посидеть с книжкой – это нехорошо, за это ругают. И теперь, когда ругать меня уже некому, я все время искала себе работу. У меня появилось навязчивое стремление все чистить и убирать, мне все время казалось, что в квартире грязно. Я даже ловила себя на ощущении, что сейчас войдет мама, и мне попадет за то, что я не сделала все положенное. Такие ощущения, как бы абсурдны они ни были, могут мирно сосуществовать с рациональным мышлением: понимаешь, что это глупость, но ощущение не исчезает. Действительность и образы из прошлого находятся на параллельных плоскостях, которые, как известно, не пересекаются.

Мой покойный брат иногда, не без крупинки зависти, говорил, что мне повезло: я здоровый человек. Мама тоже говорила подобные вещи, объясняя ими свое предпочтительное отношение к Иосифу, которое началось еще в детстве, когда мы оба были здоровы. Но нет на свете такого понятия «здоровый человек». Здоровье – это временное достояние, как и сама жизнь. На самом деле я была не так уж здорова: перенесла несколько операций, страдала отечностью ног, особенно в жаркие летние дни. Но все это было терпимо. Как большинство людей, я отгоняла мысли о конце жизни – до тех пор, пока в один из дней ангел смерти постучался в мою дверь без предварительного уведомления.

Был конец декабря 2005 года. В газетах сообщалось о намерении многих израильтян праздновать ночь святого Сильвестра – я только в Израиле узнала, что так называют новогоднюю ночь. Обычай отмечать наступление нового грегорианского года вошел в жизнь израильского общества под влиянием репатриантов из бывшего Советского Союза, привыкших встречать новый год, без всякого Сильвестра или других святых. Этот обычай у выходцев из бывшего Союза не был связан ни с религией, ни с христианской символикой. В Риге мы ставили для детей украшенную елку, но не видели в этом никакой связи с христианством. Советская власть, антирелигиозная по своей сущности, поощряла новогодние празднества с елками. Израильская печать осуждала приверженность репатриантов к празднованию нового года, видя в этом христианский обычай и напоминая, что у нас есть свой новый год – Рош ха-Шана.

За два дня до новогодней ночи я вместе с подругой Ниной навестила общую знакомую, у которой умер муж, чтобы выразить ей соболезнование. Квартира нашей знакомой находилась на четвертом этаже в доме типичной застройки 70-х годов – без лифта, с крутой лестницей. Я чувствовала, что мне трудно подниматься. У меня была одышка, но я старалась не показывать свою слабость и не отставать от Нины.

Когда мы вместе шли обратно к моему дому, я почувствовала странное жжение в груди. Никогда раньше у меня не было такого ощущения. Мы остановились, я не могла идти дальше. Именно в этот момент меня нужно было срочно везти в больницу, но я не осознавала серьезность положения. Думала: главное – добраться домой, там лягу и отдохну, и все пройдет.

Мы немного постояли, и боль сделалась менее острой. Я дошла до дому, легла в кровать, и боль действительно прошла. Точнее говоря, почти прошла. В нормальной ситуации мы не чувствуем свои внутренние органы, я же чувствовала это место, посредине груди. Думала, что это желудок, так как ощущение походило на изжогу.

Я придаю важность описанию этого состояния – ради читателей, чтобы они не повторили мою ошибку. Быстрота получения помощи в таких случаях – это вопрос жизни и смерти. Только чудом ошибка в оценке положения не стоила мне жизни.

Я никому не рассказала о боли, внезапно атаковавшей меня. Как всегда, я была дома одна, проспала ночь и утром продолжала обычную жизнь. Старалась не обращать внимания на ноющую боль в груди. Вечером решила, на всякий случай, сделать себе электрокардиограмму. У меня был абонемент в одной из фирм, специализирующихся на оказании неотложной медицинской помощи. Такие фирмы поставляют клиентам аппараты, с помощью которых можно самостоятельно сделать себе ЭКГ, а затем передать результаты, трансформированные в звуки, по телефону в дежурный пункт фирмы. Я сделала это и поговорила с врачом. Его ответ был уклончив: «Правда, я не вижу ничего особенного, но все же пришлю к вам на дом врача». Он не мог не видеть: копию электрокардиограммы того дня я сохранила на память, на ней видно, как график работы сердца беспорядочно скачет во все стороны.