Елена Маркова - Первая сказка

Та-та задумчиво посмотрел на тонкий каменный нож, который он по-прежнему сжимал в руке. Он медленно встал, подошел к юноше и резким неожиданным движением отсек конец его уставшего зверя.

Окровавленное колечко кожи упало в огонь.

— Ом!

Юноша испуганно вскрикнул, но ужас на его лице сменился удивлением, а потом и радостью. Мальчуган вдруг понял все: его кровь смешалась с кровью Отца, его ТА слился с огнем, его дух вошел в светящийся круг и остался в нем навеки; великий Свет принял его в свое лоно.

— Ом! — выкрикнул юноша, охваченный необъяснимым восторгом.

Теперь Та-та знал, что расчет его был верен: своим поступком он выполнил волю великого Аа. Он видел ослепительное сияние, захлестнувшее мысли молодого брата. Тело Та-та пришло в движение, постепенно наполняясь диким безудержным ритмом; он подпрыгивал, дергался и трясся, взмахивая окровавленным ножом, и молодой брат, медленно поднявшись на ноги, постепенно включился в этот танец.

— Ом! Ом! — выкрикивали они хором в такт своим судорожным движениям. Та-та, не прекращая танца, схватил другого подростка, оказавшегося рядом, крепко прижал его к себе, и вот еще один кровавый лоскут исчез в бушующем пламени.

В тесной пещере всё починилось одному завораживающему ритму: дыхание, движения людей, вопли, визг, стоны женщин, треск горящих сучьев и пляска теней на стенах. И вот уже все пятеро мужчин скачут вокруг костра, соединив свою силу и кровь с великим Аа.

Они не видели ничего, кроме могучего светящегося Духа, который отныне будет единственным повелителем их мыслей и поступков.

— Ом! Ом! Ом! Ом!

И только один человек в пещере сидел неподвижно, и голос его, протяжный и тонкий, выбивался из стройного хора беснующихся у огня людей. Но-та — Калека — не в силах был понять смысла свершившегося таинства. Невероятные сцены, сменявшие одна другую как в кошмарном сне — пожирание отцовского трупа, чудовищная оргия, обрезание ТА и безумная пляска над костром — все это наполнило его душу ужасом и отчаянием. Он боялся нового Отца, хотя был старше и сильнее его, боялся огня, боялся даже Ма-ма, чувствуя ее гордую, непобедимую волю. Он ничего не понял; он был лишним и чужим в этой новой, перерожденной Семье. Он хотел скрыться, убежать от них как можно дальше, но знал, что ему не выжить в одиночку. Поэтому он только протяжно и жалобно выл, глядя из своего угла на пляшущих людей обезумевшим взглядом.

Тем временем люди в пещере, вконец уставшие и обессилевшие, один за другим покидали круг танцующих, ложились на камни и обрывки шкур и тут же засыпали глубоким безмятежным сном. И вот наконец только Та-та и Ма-ма остались стоять у огня. Окинув взглядом спящих сородичей, они вышли из пещеры на высокий берег и встали, держась за руки, над бурной рекой.

Ночь приближалась к концу. Звезды меркли на небе, и рассвет заполнил мир серым пепельным маревом.

— Ом ва! — сказал Та-та, вдыхая полной грудью холодный и чистый утренний воздух. Как много нас стало и как мы теперь сильны!

И Ма-ма откликнулась:

— Аа да! — великий Дух вырос, и огонь теперь горит ярче!

На следующий день Та-та проснулся раньше других. Костер почти догорел; последние слабые огненные змейки еще дрожали над кучкой краснеющих углей. Та-та бросил в очаг все оставшиеся в пещере ветки. Когда огонь немного разгорелся, заставив мрак расступиться и спрятаться в дальних уголках, Та-та увидел в дрожащем свете спящих вповалку сородичей и красноречивые свидетельства бурных событий минувшей ночи: обглоданные человеческие кости, почерневший отцовский череп, жутко глядящий пустыми закопченными глазницами, брызги крови на полу и стенах. Мужчины и мальчики ворочались и стонали во сне; многие почесывали распухшие окровавленные ТА. Сероглазому тоже было не по себе: его знобило, и он чувствовал себя изрядно разбитым и обессилевшим.

Рана, нанесенная им самому себе, оказалась куда болезненнее, чем это показалось вчера, когда все были поглощены мистическим таинством соединения душ и почти не замечали физической боли.

Тонкие ветки быстро прогорали; костер грозил вскоре потухнуть. Превозмогая слабость и головокружение, Та-та встал и направился к выходу. Почувствовав, что в одиночку много дров ему не принести, он потряс за плечо ближайшего к нему человека. Это был Калека, он поднял голову и испуганно огляделся.

— Но-та! — позвал его Сероглазый. — Хо! Аа хо ма.

Но-та покорно встал и последовал за Отцом: по интонациям его голоса нетрудно было догадаться, чего именно он требует от Калеки.

Они брели по влажной степи, по колено в траве. Та-та волочил за собой палицу с медвежьим черепом, Калека прихватил из пещеры какую-то палку с черным концом — это было копье Сероглазого.

Не пройдя и половины пути, Та-та остановился и сел на мокрую траву передохнуть. Калека последовал его примеру. Они долго смотрели друг другу в глаза; Та-та силился проникнуть взглядом в мысли своего спутника и недоумевал, отчего это ему не удается.

— Но-та, — сказал Та-та, тыкая пальцем в грудь Калеки. Потом, указав на себя, добавил: — Та-та.

Калека некоторое время молчал, потом повторил движения и слова Отца:

— Но-та. Та-та.

Та-та усмехнулся. Не так-то трудно оказалось научить их разговаривать. Он произнес еще несколько слов, показывая на окружавшие их предметы: та — палица, ма — земля и ямка в земле, вырытая пальцем, аа — солнце, но — вырванный с корнем пучок травы, ом — соединенные ладони. Калека охотно повторял его жесты и слова. Калека любил подражать действиям других мужчин, он пытался таким образом сгладить различие между ними и собой.

Особенно приятно было повторять необычные, непонятные поступки, вот как сейчас, тыкать в разные предметы и издавать при этом каждый раз новые звуки. Ему нравилось, что Отец обратил на него внимание и играет с ним; Калека чувствовал, как мучившее его недавно ощущение одиночества и тоски постепенно отступает; он перенесся мыслями в дни своего детства, представляя себя маленьким мальчиком в то далекое время, когда он еще был таким же, как все.

Та-та после вчерашних событий испытывал какую-то смутную симпатию к Калеке, которого раньше почти не замечал; то, что совершил вчера Сероглазый над собой и остальными мужчинами Семьи, сблизило его с этим тихим, забитым существом; и его ужасный физический недостаток представал теперь для Та-та в новом свете.

Та-та вздрогнул от резкой боли: рана все еще давала себя знать.

— У! — жалобно сказал он, показывая на больное место. Калека оживился, на лице его отразились понимание и радость.

— У! У! — довольно забормотал Но-та, тыкая себе туда, где у него практически ничего не было. Он наморщил лоб и скривил лицо, пытаясь отыскать какую-то мысль, мелькнувшую у него по этому поводу. Немного подумав, Но-та соединил свою ладонь с ладонью Отца и радостно выкрикнул, довольный своей догадкой: