Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Оставалось не более восьмисот шагов, но багатур удерживал колонны вместе. Для стрел еще слишком далеко, а пушка по этакой грязи давно бы увязла в пути вместе с пушкарями. Русские воины вооружены копьями и луками. Здоровенных коней с железными рыцарями среди них не наблюдалось. Видимо, у русских дружин, как и у нукеров Субэдэя, в чести легкие доспехи и скорость в противовес силе. Если враг действительно в полной мере осознает эти качества, то прижать его будет трудно, но урусы, как видно, отчета себе в этом не отдавали. Они просто узрели перед собой меньшую по численности массу войска, идущего слитно. И тот, кто вел урусов, принял простецкое решение: ударить в лоб и смять орду этих неотесанных скотоводов.

В четырехстах шагах взмыли первые стрелы, посланные молодыми неопытными дуралеями с обеих сторон. От урусов ни одна из стрел не долетела до цели; монгольские же воины предпочитали беречь тетивы и до последнего держали свои луки укрытыми. Те, кто знает толк в стрельбе, ни за что не станут рисковать разрывом тетивы. Оружие для монгольских воинов – доподлинная драгоценность, иногда единственно ценный предмет обладания, помимо лошади и седла.

Субэдэй разглядел и русского князя, что возглавлял войско. Как и Бату (если бы тот был на месте), он ехал в окружении стягов и приближенных витязей. Начальственность его положения выдавал рослый конь по центру войска, а сам всадник был облачен в доспех, переливающийся влажным серебром. Русский князь скакал с непокрытой головой, и зоркий Субэдэй уже на расстоянии различил его светло-русую бороду. Багатур отрядил к Бату еще одного нарочного с наказом обратить на этого всадника внимание, что в общем-то оказалось необязательным: едва услав гонца, Субэдэй увидел, как Бату сам указал в том направлении рукой и, судя по всему, дал указания своим тысячникам.

В вышине над головой снова заворчал гром, и на секунду Субэдэю стали видны тысячи вскинутых лиц в сужающихся остроконечных шлемах: русские витязи смотрели вверх. В основном они были бородаты. По сравнению с почти безволосыми лицами монголов бороды урусов казались косматыми, как у лесных медведей. Вот первый залп стрел послала ввысь легкая конница. Для первых выстрелов каждый десятый из нукеров использовал свистящий наконечник с особым желобком, благодаря которому стрела при полете издавала пронзительный свист. По поражающей силе эти наконечники уступали стальным, но зато звук от них небывалый, вселяющий ужас. Прежде, бывало, целые армии рассеивались и бежали от одного лишь такого залпа. Заслышав, что где-то на фоне уплывающих на восток раскатов грома небесного гремят еще и боевые барабаны монголов, Субэдэй осклабился.

Стрелы дугой взлетали вверх и резко, отвесно падали. От внимания Субэдэя не укрывалось то, как урусы укрывают щитами своего вождя, плюя на собственную безопасность. Ближние из охраняющих витязей пали с седел, но общий темп наступления лишь возрос, и расстояние меж двумя воинствами стало сокращаться быстрее прежнего. Легкая конница монголов выпустила еще один град стрел, после чего в последний момент раздалась, пропуская всадников с копьями. Это была минута безумства Бату, в точности как и приказывал Субэдэй. Внук Чингисхана вызывал светловолосого князя на бой. А что: железный латник должен был предугадать подобный вызов.

С новой силой зарокотали барабаны-наккара: мальчишки на верблюдах ожесточенно лупасили по притороченным к горбам инструментам. С беглым перестроением минганов Бату в форму копья, предваряющим бросок туменов, воины взревели тысячегласым ревом, от которого волосы становятся дыбом.

Теперь стрелы посыпались со стороны русских всадников. Особенно тяжко приходилось знаменосцам в третьем ряду построения, над которым висели тяжелые от воды стяги. Но знаменосцы, подняв щиты над головой, держались. Впереди них Бату взял три тысячи всадников на бросок в самую гущу русского войска.

Субэдэй с холодным удовлетворением подмечал, что молодому военачальнику для выполнения задачи достает и норова, и храбрости. Острию копья отводилась одна цель. Субэдэй наблюдал, как построение стрелами пробивает в рядах урусов брешь, а затем натиском копейщиков раздирает и углубляет ее. Светловолосый князь мечом указывал на них, что-то крича своим дружинникам, а тем временем нукеры Бату, побросав обломанные пики, уже выхватывали сабли из добротной стали. Лошади и люди безжалостно срубались, но натиск монголов не ослабевал. Прежде чем потерять Бату из виду в общей дерущейся орущей массе, багатур увидел его погоняющим коня на самом кончике этого обагренного кровью острия.

*

Бату, вскипая азартом, рубанул саблей по орущему бородатому лицу, секущим движением булатного клинка отвалив челюсть от остальной головы. Руку прошибла тугая звонкая искра, а кровь зажглась лихостью – кажется, вот так бы и сражался без устали весь день. Со стороны на него сейчас наверняка смотрит Субэдэй – безжалостный расчетливый стратег; орлок, багатур, которому поступиться лишней тысячей нукеров ничего не стоит. Что ж, пускай старик поглядит, как сражаются истинные воины.

Ударные минганы Бату врезались в русское войско, продираясь к князю, что красовался среди своих стягов с ликами святых. Этот светловолосый витязь в серебристых доспехах иногда мелькал в поле зрения. Он знал, что монголы своим отчаянным усилием пытаются до него дотянуться, ударить по горлу, но гордость призывала его ответить натиском на натиск. Как раз на это и делался Субэдэев расчет.

С истинным замыслом Бату был знаком. Его незадолго перед этим броском изложил сам Субэдэй. Бату должен был рваться вперед до тех пор, пока не начнет сказываться численное превосходство русских. Только тогда, и никак не раньше, ему надлежало начать пробиваться назад. Юноша горько усмехнулся. На этой стадии изобразить панику и вправду не составит труда. А дальше – ложное отступление: монгольский центр ужимается, с отходом туменов быстро перерастая якобы в общую кучу. Стремящаяся вдогонку конница неприятеля начнет втягиваться вглубь сквозь фланговые построения пехотинцев, все больше растягиваясь. А затем сомкнутся челюсти. Если кто-то прорвется сквозь ловушку, там их с обеих сторон встретит резерв Хачиуна, сейчас упрятанный в густом лесу в пяти гадзарах отсюда. Замысел, надо признать, хороший, при условии, что таньмачи сумеют удержать фланги. И если он, Бату, среди всего этого уцелеет.

Ударом слева, вырывая кровавый кус из лошадиной морды, Бату вспомнил пристально-строгий, с вызовом взгляд орлока, когда тот отдавал приказ. Бату тогда не выказал клокочущего внутри гнева. Разумеется, для этой задачи Субэдэй избрал именно его. Кто еще все эти долгие месяцы был у багатура неизменной занозой под ногтем? Выслушивая затем задание, тысячники Бату негодующе переглядывались меж собой, но все как один пошли за своим темником по доброй воле. Биться бок о бок с внуком Чингисхана – что может быть почетнее?